есть свод правил, в котором прописано, что запрещено оскорблять всех сотрудников, коим я тоже являюсь, – раздраженно, но, к сожалению для меня, справедливо указывает на мой промах Сансаров. Мужчина искоса глядит на меня, на секунду отвлекаясь от своих дел. – И я не могу припомнить, чтобы хоть раз оскорбил вас. Хотя вас иногда и хвалить не за что.
Я открываю рот, чтобы высказать все, что думаю о ситуации и тех, кто в ней замешан, но вовремя себя останавливаю, продолжая в голове свой разгневанный монолог. «Что же вокруг меня собираются все такие нежные? Слова им грубого не скажи. Какая разница, в какой манере я разговариваю и какими словами пользуюсь? Лучше ли было, если бы я, как и все, лизоблюдством занималась, а, Сансаров? Ведь главное, какой я работник! А здесь мне равных нет. И раз он меня не ценит, ему же хуже – он потеряет качественный кадр своей компании».
Прокручивая в голове всяческие возвышающие моё эго обвинения, я всё равно обижаюсь. Как моё мнение об этом человеке влияет на работу? В конце концов, нам же с ним не жить вместе! Сансаров мог бы и закрыть глаза на мою неприязнь к нему, как это делала всё время я. Но унижать меня перед людьми – это уже слишком. В общем, пока Сансаров был занят, я накрутила себя до предела.
– А знаете что? – не выдерживаю я. – Пусть вам пятки другие облизывают. Зато я честна перед вами. На дороге вы повели себя, как хамло. Нечего было так сигналить!
Всё. Чувствую, это было моё последнее выступление в стенах этой фирмы. Можно откланиваться.
– Это все ваши претензии, Ольга Валерьевна? – отрешенно спрашивает Андрей Витальевич, даже не смотря на меня и продолжая что-то писать в документе.
Я набираю в легкие воздуха. Уже нечего терять.
– Нет. Вы часто придираетесь к моим проектам. И не всегда это бывает справедливо. Да вы даже не приняли мой проект лишь из-за того, что там нижняя строчка была сдвинута на сантиметр. На сантиметр! Это был прекрасный баннер, его одобрили заказчики. А вы! Знайте, наша неприязнь друг к другу взаимна, – отвечаю я, а Сансаров перестаёт писать и внимательно смотрит на меня, будто думает о чём-то. Наверное, представляет, как сжигает меня на костре, или мысленно держит мою голову в проруби. – А ещё вы придираетесь к моей юбке, которая, по вашему мнению, на два сантиметра выше положенного. Кем положенного? Лично вами?
– Я вас понял, – серьёзно произносит начальник, прервав меня. Он хочет ещё что-то сказать, но слова сами вылетают у меня изо рта:
– Рада за вас.
Понимая, что ничего хорошего я больше не услышу, я со скрежетом отодвигаю стул и направляюсь на выход. Ох уж эти мои несдержанность и стремление к справедливости. Сансаров действительно придирается ко мне больше, чем к остальным. Ему всегда всё не нравится. И меня это порядком уже достало.
– Милая Ольга Валерьевна, я вас не отпускал! – возмущённо окликает меня начальник и, упершись руками о стол, грозно вскакивает со стула.
Я останавливаюсь, так как вспоминаю, что не подписала документ на увольнение. Возвращаясь к его столу, я беру любимую ручку