с кубинскими сигарами. Я подошла к шкафчику. Протянула руку, открыла коробку и поднесла сигару к лицу. Закрыла глаза, вдыхая запах табака:
«Я говорил тебе, что ты мой наркотик? Мой личный антидепрессант»
Я даже вздрогнула и дотронулась до щеки так же, как и он тогда, когда произносил эти же слова в этом самом кабинете. Все тело скрутило от дикой ломки. Внезапно. Быстро и безжалостно. Ничего не изменилось. Совершенно ничего. Я все так же им одержима. Мне все так же больно. Мне дико и плохо без него.
Я научилась жить одна, но я не разучилась его любить. Иногда мне до боли хочется его увидеть. Просто издалека…или услышать его голос. Ненавижу себя за это. Ненавижу каждую мысль о нем и не могу с этим справиться. Мое сердце разодрано оно не зажило, оно все так же кровоточит, оно болит, саднит, ноет, рвется на части снова и снова. За все месяцы Максим ни разу не дал знать о себе. Он забыл меня, вычеркнул из своей жизни. Я даже «видела» его мысленно в каком-то ночном клубе с неизменной сигарой в зубах, блеском в порочных синих глазах, высматривающего очередную жертву…а, возможно, он счастлив с другой женщиной…Вспоминает ли он обо мне? О нас?
Ответ очевиден, как то, что я живу – нет. Когда Максиму кто-то или что-то нужно, он достанет это из-под земли. А, значит, я ему не нужна, если так легко смог забыть и жить где-то вдалеке, не вспоминая ни обо мне, ни о детях, а я, глупая и жалкая, воспоминаниями рву душу в клочья.
Положила сигару обратно и, судорожно вздохнув, села за стол, раскрыла коробку. Все аккуратно сложено в папки. Я доставала их и перекладывала на стол, листая документы.
На глаза попалась папка «Личное». Открыла. Совершенно пустая. Только запечатанный конверт. Взяла его в руки увидела написанное от его руки «Дарине».
Осторожно вскрыла конверт, и он выпал у меня из рук, подняла с пола и достала письмо. От первых же слов перед глазами все поплыло. Зажмурилась, пытаясь взять себя в руки…
«Здравствуй, Даша! Знаю, сейчас ты не просто удивлена, ты буквально ошарашена, получив это письмо. Но, поверь, твои удивление и растерянность ничто по сравнению с тем, что сейчас чувствую я. Сам не знаю, зачем пишу сейчас его. Может быть, оно так и останется в ящике моего стола; может, я сожгу его сразу после написания или на следующий день…А, может, мне всё-таки хватит смелости, или, скорее, наглости отправить его тебе. И тогда ты сможешь прочитать, если, конечно, захочешь после всего, что произошло, в чём я теперь начал сомневаться.
Я скучаю, малыш. Прошло всего два дня с тех пор, как я приехал домой после встречи с тобой, а я уже безумно соскучился. Домой…Хотя теперь чёрта с два я могу называть это огромное холодное здание своим домом. Скорее, временное пристанище. Такое чуждое без тебя, унылое, глядящее в темноту пустыми глазницами окон. Оказывается, дом – это не архитектурное здание, а живой организм. Он дышит тогда, когда наполнен уютом и любовью. Ты знала это, Даша? Конечно, знала. Такая маленькая и такая мудрая. Я же понял это только теперь. Теперь, когда остался один на один с этим огромным умирающим