брось подлизываться к отцу, аж противно. Я видел, ты до дрожи боишься этой громадины и осуждаешь ее существование, как и все другие твои святоши.
– Неправда! – выпалил Вальин, хмурясь. Что за глупости? – Мы никого не боимся, тем более не осуждаем, мы просто служим свету, а Кошмарище – не наше дело, и.
Он сам едва не хлопнул себя по губам. «Кошмарище»! Он же обещал себе оставить мерзкое, несправедливое прозвище храма только в тревожных мыслях, никогда не говорить вслух! Щеки загорелись от стыда и вины, неясно даже перед кем. Перед отцом, Сафирой, ди Рэсами, самим Вудэном? Хорошо, что румянца не было видно за маской.
– Да ты хоть был там? – вкрадчиво поинтересовался Эвин, и сам прекрасно знающий ответ. – То-то же. А я был. И Король Кошмаров там всюду, и люди таращатся на него, разинув рты, и кровь там льется каждый день, и он становится от этого сильнее.
– Он делает много важного, так пусть и становится… – начал Вальин.
Эвин, зашипев не хуже рассерженной змеи, резко нагнулся, подобрал за хвост длинную мертвую рыбину и подсунул к самому его носу:
– Делает много важного?! И это?
– Убери ее! – Невольно попятившись, Вальин споткнулся и упал на гальку, ударился спиной. Он не то чтобы испугался, но мутный взгляд и приоткрытый рот рыбы словно отпечатались на внутренней стороне век, теперь так и стояли перед глазами.
Эвин хмыкнул, запихнул труп в мешок, а потом, вздохнув, все же протянул руку.
– Ну давай уже. Шевелись. И не говори впредь глупостей.
Вальин молча, не двигаясь, рассматривал его узкую кисть. Перчатка была вся в рыбьей чешуе. Но браться за ладонь не хотелось по другой причине.
– Если люди приносят ему жертвы, – тихо заговорил наконец он, – значит, им есть за чей покой помолиться. Или кого направить на истинный путь. А если что-то не так с природой, значит, нужно подарить фруктов Вирре-Варре, а Парьяле – жемчуга и свежих цветов. Это лучше, чем обвинять Вудэна впустую, ничего не доказав. Он может действительно разозлиться из-за наших суеверий и… трусости?
Эвин поднял брови. Несколько мгновений он словно бы всерьез обдумывал слова. Но вскоре оказалось, что это далеко не так.
– Когда ты уже повзрослеешь? – пробормотал он, развернулся и, подхватив мешок, помчался за отцом.
Вальин встал сам и побрел за ними. Ушибленные позвонки ныли, маска все сильнее липла к лицу, а небо все ярче наливалось неприветливой, тревожной лазурью. Мысли путались: страх сменялся обидой. Но где-то за ними маячила и надежда.
Вот бы Сафира узнала, как он защищает ее храм.
Вот бы она оценила это однажды.
Вот бы она все-таки выбрала не отца, а его, Вальина, ведь недавно открывшаяся правда до сих пор казалась глупой шуткой или чем-то временным, преодолимым.
Вот бы… но в эту швэ голосок еще какого-то чувства, ранее незнакомого, шепнул Вальину тихо, вкрадчиво и печально: «Она не может не знать об этой беде, все уже знают. Так почему же ее здесь с вами нет?»
Вальин рассеянно поднял глаза.