спросила я Наталию.
– Дин. Да. Он когда-то был знаменитым.
– Как его фамилия?
– Э-э, не знаю. Но он был из «Доктора Джонсона». Их солист.
Когда суп был готов, я сказала Наталии, что отнесу его сама. Я мало что знала о «Докторе Джонсоне». Помнила песню «Отец Джессики», и еще – что они пели стихи Шела Сильверстайна.
Мужчина сидел, откинувшись на спинку стула, расставив джинсовые ноги. Его лоферы были дорогими, а брови рыжеватыми, словно Дин пытался краской скрыть седину. Я видела, что он делал себе подтяжку век. Не могу объяснить, почему меня тянуло к старым, молодящимся мужикам. Еще мне нравились большие носы, бессовестные лица. Мужчины равнодушные, но дружелюбные. Эгоисты. Бывшие школьные квотербеки. Изменники.
– Суп богини, – объявила я, ставя перед Дином керамическую тарелку.
– Благодарю. Вы новенькая?
– Так и есть.
– И в Каньоне тоже новенькая?
– Да.
– И как вам здесь нравится?
– Ой, не знаю.
– Это был дурацкий вопрос. Ненавижу, когда люди задают мне такие вопросы.
Дин улыбнулся. Я отчетливо разглядела в нем его молодое «я». Я видела пожилых мужчин такими, какими они по-прежнему видели себя. Вот почему старики меня так любили: я была солнечной панелью, впитывавшей, преломлявшей и снова заряжавшей энергией.
– Здесь может быть непривычно, – сказал Дин, – зато лучшая атмосфера в Лос-Анджелесе.
У него был тот же акцент, что и почти у каждого мужчины, который мне когда-либо нравился.
Акцент у Бескрайнего Неба, разумеется, был. Он вырос на юге. Его голос звучал героически. Акценты – это тоже ложь.
Я познакомилась с Биг-Скаем в одном славном баре на Уолл-стрит, полуподвальном, с висячими лампами и красными кожаными банкетками. Это случилось во времена Вика. Почти всегда в моей жизни присутствовал один мужчина, которого я желала и тот не давал мне ничего; и в то же время имелся другой, на которого я плевать хотела, но от кого я брала очень много.
Биг-Скай был в кашемировой куртке. А под ней – рыбацкий жилет. Стоило мне только увидеть этого человека, как я в ту же секунду подумала: «Вот лучший мужчина на всем Манхэттене». Наши взгляды сцепились через тридцать футов. У Бескрайнего Неба тоже были голубые глаза, даже более глубокого голубого оттенка, чем у моего отца. Когда мужчина зашагал в мою сторону, я начала потеть. Мгновенная влажность под мышками. Передо мной стояли тарелка устриц и бокал гевюрцтраминера. Бескрайнее Небо направлялся в уборную. Намеренно остановился возле меня, и бартендер познакомил нас. Мы поздоровались и оба сразу поняли, что между нами происходит.
Возвращаясь из уборной, Биг-Скай поинтересовался, как мне устрицы. Как последняя засранка, я заговорила о том, почему предпочитаю Западное побережье Восточному, вежливо, но бессмысленно спросив, хочет ли он попробовать. Мужчина с хлюпаньем всосал устрицу с ее каменного бережка, словно понял, насколько сильно я уже хотела его.
Биг-Скай был там с другом – блондином,