Ни той ни другой мне быть не хотелось.
Второй мужчина, с золотой фиксой на переднем зубе, так часто переводил взгляд с моих глаз на груди, что мне даже показалось, что у него тик. Лифчика на мне не было, так что соски торчали, точно прыщи. Не знаю, откуда взялись эти мысли, но я представила себе, как меня нагибает над неглубокой кухонной раковиной и насилует тот, что с золотым зубом. По моей логике, тогда мне не было бы неудобно попросить его собрать мою мебель из «Икеи».
В процессе разгрузки я сообразила, что мужчины в моей ванной закидываются метом. Они уходили туда один за другим каждые тридцать минут, а на выходе напоминали гоблинов. Даже не знаю, что тебе рассказать про наркотики. Я глотала таблетки, я курила марихуану, и порой случались такие месяцы, когда я в одиночку нюхала кокаин по ночам. Я снюхивала его со старинного ручного зеркальца, принадлежавшего моей матери, через свернутую в трубочку пятисотдолларовую купюру от «Монополии». А потом не спала до трех-четырех часов, выбирая в интернете платья. Но в основном это были таблетки. Я чувствовала себя недостаточно сильной, чтобы идти по жизни, не имея возможности засыпать по команде. Я надеюсь, тебе таблетки принимать не придется. Я мечтаю о том, чтобы ты была гораздо сильнее меня. Однажды на каком-то острове я плавала в зеленой лагуне и сквозь чистоту и прозрачность воды видела свои конечности – как простой факт. Я наблюдала, как фиолетовые, красные и голубые рыбки двигались вокруг моего тела, и долго-долго подгребала руками, держась на плаву. А потом легла на песок и сосредоточилась на солнце, согревавшем мои колени и плечи. Такие моменты я могу пересчитать по пальцам – и двух рук вполне хватит. Моя мечта – пусть у тебя подобных событий будет много, так много, чтобы ты замечала только те, другие, когда ты соскальзываешь в собственный разум и распознаешь в этих ситуациях ловушки, коими они и являются.
В гостиной, пока мужчины затаскивали в дом крупногабаритные вещи, стеная и злясь на тяжесть моей жизни, я вытряхнула своего отца в вазу-лягушку и поставила ее на верхнюю крышку отопительного котла. А мать временно оставила в пакете рядом.
Я обошла дом в поисках всякого интересного. Но холодильник оказался не из тех, в которые так и просятся внушительные пучки салата ромэн. Он был не для кейла и не для листовой свеклы. В лучшем случае туда зашли бы упаковочки с чищеной беби-морковью. В кладовой едва хватило места для пастины и пакетов с консервированным бульоном. В детстве я дружила с девочкой, чьи родители были бедны, как нищие в девятнадцатом веке. В их кладовке стояли ящики с просроченными продуктами, которые приносили прихожанки церкви. Однажды, когда я осталась ночевать у этой подружки, ее мать вскрыла к ужину упаковку готовых макарон с сыром и обнаружила в ней молочного цвета личинок, которые ползали, шурша друг о друга. Женщина поковыряла пасту, сбрасывая личинок в раковину, и включила горячую воду, чтобы расплавить сыр. Потом моя подружка смотрела на меня через стол яркими влажными глазами. Семейство стало произносить молитву, я задрала