блондинка. Откуда там мозгам взяться?
Восьмой класс – самый пик моей бунтарской активности. Достаточно было малюсенькой искры.
– И что с того, что она блондинка? – выкрикнула я с места. – Вы седая, значит, у вас старческий маразм?
Тогда я была очень сложным и конфликтным подростком. Знала, что я плохая, и чувствовала себя такой. А плохим детям полагается вести себя зло и агрессивно.
Математичка закрывала глаза на мои «выступления», потому что в то время я знала математику лучше всех в классе. Она просто вызвала меня к доске расписывать задачу. И я, конечно же, без труда это сделала.
А на следующий день мы с Лизой, не сговариваясь, пришли в школу с бело-желтыми головами. Краска легла не очень хорошо, особенно на Лизины волосы, однако акцию протеста можно было считать состоявшейся.
– Докажите теперь, что мы тупые, – гордо заявила я математичке.
И с тех пор мы с Лизой красились исключительно «скандинавским блондом», символизирующим нашу дружескую солидарность и глубокую убежденность в том, что о человеке нельзя судить по внешности.
Мы взяли по большому стакану капучино и ведерко с крылышками на четверых. Развесили мокрые куртки на спинках стульев, а сами развалились на коричневых диванах.
– Нет, серьезно. – Я выждала, пока ребята немного поедят. – А что, если это та самая потерянная растяжка? Тогда получается, что все случилось под нашим носом. Может, нужно рассказать об этом полиции?
Бэзил громко поперхнулся кофе:
– Микки, ты совсем? Хочешь, чтобы нас всех круглосуточно таскали на допросы, а потом обвинили в этом убийстве?
– С чего нас обвинят, если мы ни при чем?
– А то я не знаю, как это бывает. Им вообще пофиг, кто виноват, главное, чтобы было на кого повесить.
В том, что касалось полиции и вообще любых вопросов, связанных с законом, Бэзил считался среди нас бесспорным авторитетом. Его дядька Антон по малолетству отсидел пять лет в колонии, и, хотя дальнейшая его судьба сложилась благополучно, он, не переставая, делился с Бэзилом печальным жизненным опытом.
– Делать тебе больше нечего! – Фил жадно налегал на крылышки. – Просто труп, просто клеенка, а ты уже придумала детектив.
– Между прочим, мой дед был следаком, и у меня это в крови.
Бэзил громко расхохотался:
– У тебя в крови устраивать кипиш из ничего.
– Это не кипиш, а любопытство. Напиши Липе, – попросила я Лизу, – пусть сходит и точно все разузнает. Труп, может, и не покажут, но растяжку-то можно посмотреть.
– Смеешься? – Фил скривился. – Нас взашей погнали, а Липа типа разузнает.
– Ради меня Липа сделает что угодно, – похвасталась Лиза.
– Вот и напиши, – поддержала я.
– Придет время, все само выяснится, – проворчал Бэзил.
Но Лиза уже быстро что-то написала и отправила.
Сеня Липатов был тихим прилежным парнишкой, послушным и немного робким. Мы над ним посмеивались и нечасто звали куда-то.