причинам и что организаторы ее отстранения от должности повинны в гораздо большей коррупции, чем она сама{2}. Поскольку я был иностранным журналистом, то спросил Болсонару, не опасается ли он, что международное сообщество усомнится в легитимности более консервативного правительства, которое должно было ее заменить, да еще с учетом того, что сама процедура лишения власти законного президента вызывала много вопросов. Его ответы показались мне настолько не соответствующими общепринятым правилам политического хорошего тона, настолько бесцеремонным возрождением духа холодной войны, что я даже не стал включать их в интервью. А сказал он мне вот что: «Мир восславит то, что мы делаем сегодня, потому что мы не допускаем превращения Бразилии в еще одну Северную Корею». Абсурд в чистом виде. Русеф была левоцентристским лидером, и ее правительство можно было упрекнуть разве что в чрезмерном дружелюбии к гигантским корпорациям.
Прошло совсем немного времени, и Болсонару вышел к микрофону в зале Конгресса, чтобы сделать заявление, потрясшее страну: свой голос за импичмент он посвящает Карлосу Альберто Брильянте Устре – человеку, под руководством которого, в бытность его полковником, пытали Русеф во времена бразильской диктатуры. Это была откровенная провокация, попытка реабилитировать антикоммунистический правящий режим страны и стать национальным символом крайне правой оппозиции всему, чему только можно{3}.
Когда я брал у Русеф интервью несколько недель спустя – она ждала итогового голосования, в результате которого оказалась отстранена от должности, – наш разговор неизбежно обратился к роли Соединенных Штатов в делах Бразилии. Вспоминая о множестве случаев и способов вмешательства Вашингтона с целью свержения правительств в Южной Америке, многие ее сторонники задумывались, не стоит ли ЦРУ и за этим. Сама она такую версию отрицала, объясняя случившееся результатами внутренних процессов в Бразилии{4}. В определенном смысле, однако, так было еще хуже: диктатура в Бразилии трансформировалась в разновидность демократии, способной самостоятельно избавиться от любого вроде Русеф или Лулы, кого экономические или политические элиты считали угрозой своим интересам, и вызвать демонов холодной войны, чтобы за них воевать, когда им только заблагорассудится.
Теперь мы знаем, насколько успешным оказался гамбит Болсонару. Два года спустя, когда он был избран на пост президента, я находился в Рио. Разногласия сразу же вылились на улицы. Крупные крепкие мужчины орали в адрес татуированных женщин со значками в поддержку соперничавшего кандидата: «Коммунисты! Убирайтесь! Коммунисты! Убирайтесь!»
В 2017 г. я двигался в направлении, диаметрально противоположном тому, которым перемещались Инь Джиок Тан и ее семья много лет назад. Я перебирался из Сан-Паулу в Джакарту, чтобы освещать события в Юго-восточной Азии