её, – слова звучали, как приговор.
Получите. Распишитесь. Обжалованию не подлежит.
Чьи-то пальцы сомкнулись на моей руке выше локтя и потащили за собой. Меня уводили силой, а ты всё отдалялся, оставаясь где-то там, далеко во тьме, за пределами досягаемости.
– Прости меня, Освальд, – всё, что успела сказать я, пытаясь надышаться тобой последние мгновения перед вечной разлукой. – Мы оба жертвы этой жестокой игры.
Потом меня отвезли домой и я, напившись настоящего лондонского мартини, который впервые попробовала благодаря тебе, уснула, затерявшись в ярких неоновых снах».
– Молли… Крошка. Прости меня… – не в силах держать и дальше накопившуюся внутри горечь, я снова заплакал. – Если бы я только знал о пережитом тобой. Я ведь и, правда, думал, что ты только играешься со мной, не был до конца уверен в твоих чувствах. Прости, что был полным придурком, зацикленным на себе и собственных переживаниях. Прости, что последние полтора года считал тебя настоящей предательницей и старался вырвать из себя, как надоедливую занозу. Если бы я только знал…
Слёзы, как капающие на струны арфы капли дождя, заставляли душу исполнять свою пронзительно печальную и траурную песню скорби.
– Как сильно ты любила меня, – слова пришли, как откровение, как знак свыше. – Прости меня, Молли… я не заслуживал твоей любви.
Собрав всю волю в кулак, я вновь погрузился в написанные строки.
«Мне снился домик на берегу моря. Небольшой одноэтажный дом, окружённый розами и сандаловыми деревьями. Уютный, утопающий в зелени особнячок на краю этого грязного мира, расположенный близ Хоуп Сити, на уходящей вниз, к огромному зданию старого театра, Джой стрит.
Прямо за зданием, всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома, располагался рынок. Красивый, яркий, и такой солнечный. С деревянными прилавками и неприлично вежливыми продавцами. И там были арбузы, дыни, черешня и жёлтая смородина. Кстати, я даже не знала, что такая вообще существует. Я пробовала чёрную, красную и даже белую. Но там продавалась именно жёлтая. Прямо на ветках. В придачу к ослепительным улыбкам торгашей.
А ещё там были совсем уже странные фрукты, названия которых я уже не помню, но выглядели они, как гроздья малюсеньких квадратных бананов. Я даже попробовала одну такую штуку. Плод оказался сладким, но очень волокнистым и служил скорее для очистки зубов, нежели был предназначен для еды.
Мне снилось, что мы живём в особнячке под номером семь, вместе с нашими четырьмя детьми и собакой по имени Шелли. Джонатан остался где-то далеко позади, а прошлое не имело для нас никакого значения.
Каждый день мы занимались любовью, а ты целовал меня при каждой удобной возможности, не теряя ни единой минуты, проведённой рядом. И я помню сумерки, окрашивающие мир во всё синее, когда мы стояли с тобой на крыльце дома и я шептала тебе о том, как соскучилась за проведенные без тебя минуты, любуясь на грядки с клубникой, в огороженном низким чугунным забором небольшом соседском саду. И как ты предложил своровать у неосмотрительных соседей