свое замужество, и, надо признать, с ее стороны это был настоящий подвиг. В конце концов родителям надоело ждать, и однажды вечером, за ужином, они объявили, что она помолвлена с Филиппом, маркизом де Клерво из Шампани. Потрясенные, Росс и Элспет украдкой сбежали в хижину, где обменялись клятвами. Росс пообещал никогда не жениться – и не женился. Элспет дала слово никогда не любить другого мужчину – и не любила. Спустя десять дней она вышла замуж и переехала во Францию.
С тех пор каждый год Элспет возвращалась в Лок-Даун, чтобы присутствовать на весеннем балу, значимость которого она сильно преувеличила, рассказывая о нем мужу. Филипп уважал традиции, но бывать в Шотландии не любил. Во время визитов только и делал, что курил и брюзжал.
– Погода отвратительная. Еда отвратительная, кофе днем с огнем не найти. Только чай! А сыры, бог ты мой… даже не начинай! Одна радость – вино, что я привез с собой.
Иногда Элспет приезжала на родину с мужем, а иногда – какое счастье! – без него. Не случайно все ее дети родились в январе или феврале.
Дождь наконец стал стихать. Элспет поскользнулась на мокрых листьях. Тихо выругавшись, она инстинктивно схватилась за ствол дерева, чтобы не упасть. До нее снова донеслись крики. Господи, что у них там стряслось? Она никогда не видела Фергюса столь возбужденным. Элспет продолжила идти и через несколько минут добралась до каменной хижины.
Домик встретил ее теплом пылающего очага. На маленьком столике между двумя креслами стояли два бокала виски.
– Надеюсь, это не «Плейд», – произнесла она, снимая сапоги, хотя по светло-янтарному цвету жидкости сразу поняла, что это виски Росса, а не из винокурни ее семьи. Росс уже много лет гнал виски. В детстве он немало времени проводил в винокурне вместе со стариком Мактавишем, который посоветовал ему изучить в университете естественные науки в надежде, что его юный протеже станет квалифицированным винокуром. Росс делал очень хорошее виски.
Мужчина обернулся в кресле.
– Ты меня провоцируешь?
– Может быть. – Элспет сняла жакет.
Росс встал, в три шага пересек комнату, заключил ее в свои объятия и бросил на двуспальную кровать – единственный, кроме кресел и столика, предмет мебели в хижине. Смеясь, Элспет помогла ему снять рубашку.
В особняке гонг к ужину звучал ежедневно в половине шестого вечера. Дети постоянно умоляли, чтобы им позволили ударить в гонг, но дворецкий Хадсон за тридцать лет службы в семье уступил этим просьбам лишь раз, в награду за хороший поступок. Если дать ребенку в руки молоток и подпустить его к гонгу, ничего хорошего не жди, и Хадсон тотчас же пожалел о своем решении. Ребенок на радостях принялся колотить в гонг со всей силы, и Хадсон поспешил разоружить маленького попрошайку, но на предмете искусства XVII века осталась глубокая вмятина, и с тех пор гонг издавал немного нестройный звук. Дворецкий унес молоток в свою комнату, убрал его в шкафчик, запиравшийся на замок, и с той поры никто, кроме