Я был один, словно подвешенный среди туч песка. Мои глаза не знали, на чем остановиться, я не знал, в каком направлении находится небо или земля.
– Салаам, – прошептал я.
И тогда неизвестно откуда послышалось женское пение.
Песнь началась тихо, и сначала я даже не понял, что это за звук. Он был низким и томным, песнь лилась, как вино, запретное и отравляющее, ничего подобного мне не приходилось слышать до этого. Я не понимал слов, и мелодия была для меня совершенно чужой. И все же в ней было что-то столь сокровенное, что я испытал жгучий стыд, будто меня лишили одежды.
Завывания бури стали еще громче, и песок снова начал вращаться вокруг меня. Сквозь песчаные смерчи мне виделись разные, мгновенно сменяющие друг друга образы. Кружащиеся птицы, лагерь, шатры, быстро опускающееся к горизонту солнце, сверкающее, превращающее пустыню в огромный пожар, в огонь, бегущий по дюнам, охвативший все кругом, но потом отступивший и оставивший лишь разбросанные лагерные костры. Внезапно опустилась ночь, и вокруг костров собрались караванщики, танцоры, музыканты, барабанщики, тысячи инструментов стенали, как пески на ветру, их звучание усиливалось, становясь громче и пронзительнее, передо мной возник заклинатель змей, играющий на своей дудке, его змеи показались из корзин и обвились вокруг его ног. Танцевали девушки с гибкими телами, умащенными маслом и благовониями, блестящими в свете костров, и тут я понял, что вижу великана, покрытого шрамами, похожими на звезды, и татуировками, по которым можно было прочесть целые истории, а потом шрамы превратились в людей, одетых в шкуры ящериц, и детей, вылепленных из глины, и они танцевали, пока фигурки детей не разбились вдребезги. А потом снова наступил день и видения исчезли. Остался только песок и вопль, который внезапно оборвался. Я поднял ладони к лицу и прокричал:
– Кто ты?
Но я больше не слышал собственного голоса.
Я ощутил прикосновение руки к своему плечу и, открыв глаза, увидел, что лежу на морском берегу, ноги мои наполовину погружены в воду. Рядом со мной на корточках сидел человек. Я видел, как шевелятся его губы, но не слышал, что он говорит. Тут же на берегу стояли еще несколько людей, тоже разглядывающих меня. Человек снова начал говорить, но я не слышал ничего – ни его слов, ни плеска волн, перекатывающихся через мои ноги. Я показал на свои уши и покачал головой.
– Я не слышу вас, – сказал я, – я оглох.
К нам приблизился другой мужчина, и они вдвоем подняли меня на ноги. У них была маленькая лодка, ее нос зарылся в песок, а корма качалась на волнах. Они довели меня до лодки, и мы сели в нее. Если они и говорили что-то еще, я все равно не мог их слышать. Они взяли весла и погребли к ожидающему кораблю, по вымпелам которого я догадался, что это торговый парусник из Александрии.
На протяжении всего рассказа глаза старика оставались прикованы к лицу Эдгара. Теперь он повернулся к морю.
– Я рассказывал эту историю многим, – сказал он. – Потому что хочу найти другую душу, которая слышала песнь, сделавшую меня глухим.
Эдгар легонько коснулся его руки, чтобы он повернулся и видел его губы.
– Откуда вы знаете, что это был не бред? Не следствие