морщиной, говорившей о напряженной работе мысли.
В те дни мы охотились вместе: ты высокой тенью следовал за мной по узким переулкам. Весь город был нашим охотничьим угодьем, и еды в самых темных уголках Вены было много. Ты предпочитал хорошеньких девушек с горящими надеждой глазами или юных студентов-собутыльников, которых ты поражал своим умом. Но я так и не переросла свою жажду мести и охотилась только на самых порочных членов общества. На мужчин – всех тех, кто на моих глазах плевал в детей-попрошаек или хватал уличную девушку за руку так сильно, что у той оставались синяки. С особым садизмом я обходилась с серийными насильниками и любителями распускать руки. Я мнила себя прекрасным божьим ангелом правосудия, пришедшим, чтобы обнажить меч божественного гнева против тех, кто действительно этого заслуживал.
Ты с присущим тебе цинизмом высмеял мои высокие устремления.
– Мы не вершители правосудия, Констанца, – сказал ты, когда я сбросила в выгребную яму тело выпитого мною негодяя. Судья, хорошо известный в городе тем, что сквозь пальцы просматривал свои гроссбухи и таскал жену по дому за волосы, когда был на нее зол. – Когда кончится твой нелепый крестовый поход?
– Для женщины, которой больше не нужно съеживаться от страха, в нем нет ничего нелепого, я уверена, – сказала я, принимая из твоих рук носовой платок и вытирая рот.
– Не останется ли она без гроша в кармане без доходов мужа, на которые жила до этого?
В тот день ты, как это бывало иногда, был несговорчив, и я изо всех сил старалась не обращать на это внимания.
– И бедняки, которым после его смерти не будет угрожать нищета, не назвали бы это нелепостью.
– «Ибо нищих всегда имеете с собою»; разве не так говорил ваш Христос? – спросил ты с насмешкой.
Я отпрянула. Неожиданное резкое слово от тебя могло сравниться с пощечиной от любого другого мужчины, а в последнее время ты становился все более вспыльчивым. Вена раздражала тебя с той же силой, с какой она позволяла расцвести мне. Только позже я поняла: ты стал раздражительным именно потому, что я расцвела, потому что в моей жизни внезапно появилось очень много источников радости помимо тебя рядом.
– Почему я не могу питаться там, где мне заблагорассудится? Ты же именно так и делаешь. Так много юных умов погибло в самом расцвете сил…
– Ты меня критикуешь? – спросил ты смертельно тихим голосом. И вдруг оказался очень близко: обычно, когда ты так нависал надо мной, я чувствовала себя защищенной, но в тот раз это произвело на меня обратный эффект.
Я попятилась и ушибла икру о лоток, набитый гниющей капустой.
– Нет. Нет, конечно, – ответила я сдавленно. То был голос испуганной девчонки, а не женщины.
– Хорошо. – Ты потянулся ко мне, и в твоем взгляде вдруг снова появилась нежность, голос стал вкрадчивым и сладким. – К чему этот мрачный взгляд, моя дорогая? Давай поищем себе новых развлечений. В городе сейчас бродячие артисты; хочешь на них