встает, стараясь не глядеть на профессора, потому что лицо его в этот момент отвратительнее, чем когда-либо.
Голос ее звучит обидою, когда она произносит:
– Но ведь не думаете же вы, что я вас люблю!
Однако эти слова не обескураживают Хребтова. Он и раньше знал, что она его не любит. Он не смеет рассчитывать на любовь. Он пришел просить только дружбы, доверия, уважения. Он хочет, чтобы она позволила ему сделать ее счастливой. Он поделится с нею своей славой, он окружит ее роскошью, даст в ее распоряжение много денег. Разве только те браки бывают счастливы, которые совершаются по любви?
Напоминание о деньгах показалось Крестовской оскорблением. Последние остатки доброго чувства к несчастному, которое она принесла с собою в эту комнату, исчезают. Она уже не отвертывается от профессора, жалея его уродство, а смотрит на него прямо, радуясь его безобразию, потому что весь он стал ей противен и гадок.
Но он этого не замечает. Его состояние близко к экстазу. Ему так необходимо убедить ее, что, исчерпавши все доводы, он повторяет одно и то же по несколько раз, произносит какие-то бессмысленные фразы, отрывки мыслей, прошедших через его голову в течение прошлой ночи.
Он говорит, размахивая руками, тысяча гримас сменяется у него на лице. Его уродливый корпус паука раскачивается, изгибается, постепенно приближаясь к ней.
И Надежда Александровна чувствует, что он полон безумным желанием обладать ею. Такое ощущение вызывает у нее страшный кошмар. Здесь нет уже Хребтова, знакомого, смешного, неуклюжего, хотя несимпатичного, но заслуживающего сожаления. Здесь какой-то фантастический урод говорит хриплым голосом и протягивает к ней руки. Это огромный паук с глазами, полными бешеной страсти, хочет ее схватить.
С ужасом отскакивает она от него и ее восклицание звучит, как крик погибающей:
– Нет… нет… ни за что!
Он останавливается как вкопанный. Ее голос и движения говорят о глубоком отвращении. Значит, надежды нет… значит…
Положение вещей сразу становится для него ясным, но оно слишком ужасно, чтобы можно было с ним примириться.
Хребтов падает на колени. Слезы начинают течь из глаз, рыдания разрывают грудь.
Он чувствует, что вот здесь, перед ним, открывается могила. Хуже могилы – холодная, глубокая безнадежность. На него веет ужасом бесконечных страданий, и, хотя разум говорит, что надежды нет, животный инстинкт приказывает ему ползать на коленях, просить, плакать.
Это бессознательный взрыв мольбы, и под его влиянием уродство профессора достигает своего предела.
Крестовская глядит на него, как зачарованная; все происходящее так ужасно, так отвратительно, что кажется сном. Чувство действительности начинает покидать ее, сменяясь безумным страхом.
Хребтов рыдает и протягивает руки, она с ужасом отбегает в другой угол. Он следует за нею, она начинает метаться по комнате, не находя дверей, слишком напуганная, чтобы догадаться крикнуть, близкая к обмороку.
Длинные