с юга надвигается ураган.
Для папы прогноз погоды необходим, как воздух.
– Здравствуй, сынок! – Мама заключила меня в объятия, не дав разогнуться, и расцеловала в обе щеки.
Тут из машины высыпали дети, и начался истинный бедлам.
– Баба!
– Деда!
– Мейсон!
– Хейзел!
– Бабуля-дедуля!
– Уэсли!
– Дедушка!
– Бабушка!
– Где мой маленький Росомаха?
– Выпустите меня из этого дурацкого кресла!
Все принялись обниматься; кто-то споткнулся; папа растянул мышцу на спине; вроде бы кто-то украдкой смахнул слезинку или две, однако в суматохе я не запомнил, кто именно. Радость била через край; восхищение по поводу предстоящих недель наполнило воздух, почти как ожидание снега на Рождество. Черт возьми, мы снова у бабушки, а значит, в мире все хорошо.
– Выгружаем вещи, дети! – крикнул я, указывая руками в противоположных направлениях. Потом посмотрел на папу и внезапно замер. Я заметил в нем какую-то печаль; она промелькнула и тут же исчезла, однако мое приподнятое настроение дало трещину. Впрочем, папа всегда вел себя несколько загадочно, а порой даже впадал в хандру.
Дети хватали сумки из багажника, пиная друг друга; кто-то вопил.
– Как доехали? – спросила мама.
– Без особых приключений. – Я уже позабыл всякие незначительные подозрения. – Мейсону могут понадобиться таблетки от газов. – Все четверо захихикали, и Мейсон в особенности.
– Уэсли, расскажи о своих планах, – обратилась мама к старшему. Остальные демонстративно запыхтели – как бы от напряжения, от того, что втаскивали тяжелые вещи на веранду.
– Да мне особо не о чем рассказывать, бабушка, – пожал плечами сын. Жест, усовершенствованный тинейджерами прошлых поколений и взятый на вооружение нынешними. – Учебный год кончился, и я успел соскучиться по друзьям. Сейчас предвкушаю веселые деньки. Жду не дождусь, когда смогу потусоваться с кузенами. И поглощать твою стряпню, пока не лопну.
Он всегда говорил с некоторой… взрослостью, что никогда не вводило меня в заблуждение.
Вот и у мамы в глазах мелькнула та же мысль.
– Погоди, ты еще не пробовал мою новую запеканку. Просто пальчики оближешь.
– А как же правила хорошего тона? – парировал Уэсли. – Меня с детства учили пользоваться салфеткой.
Бабушка заставила себя рассмеяться – несколько несоразмерно качеству шутки.
Итак, мы прибыли.
Со вздохом, который заключал в себе миллион слов, я вошел в дом.
Ужин вышел таким, как и обещала мама. Не заметил, чтобы кто-то облизывал пальцы – я точно не облизывал, – но еда была выше всяческих похвал. Не знаю, то ли маме не нравилось убирать остатки еды в холодильник, то ли она решила превратить нас в слонов, однако на столе еще возвышались горы еды, а мы уже давно сидели, откинувшись на спинки стульев,