но получилось невесело.
– Вырастил. Теперь вот судьбу устраивает… Уже и договор с родителями невесты заключил… Сам-то на маме по любви женился, хоть она и русская была. Да всю жизнь командовал: мужчина в своем доме, дескать, право имеет…
– И ты?
– Что я? – вздохнул. – Решил уже: на самолёте не полечу, поеду на поезде, хоть так свободу продлю…
На следующий день Валерка уехал. А ещё через двое суток вернулся:
– Не смог. В Харькове вышел, и назад. Слушай, я Ане предложение сделал, она согласна. Представляешь? Я тут подумал: давайте свадьбу вместе отпразднуем? Дешевле обойдётся, – Валерка помялся. – Отец меня денежного пособия лишил. Похоже, у меня теперь тоже в заднем кармане полтинник не заваляется.
Старик писал и улыбался. Воспоминания бурлили, переполняя память. Не спрашивая его согласия, перед глазами появлялись то рыжая Анька во взятом напрокат шикарном свадебном платье, такая объёмная, что хотелось, как куклу посадить её на чайник; то Алла в свободном шёлковом платьице, пошитом Ириной Аркадьевной, с веткой цветущей акации на груди. Почти половина аспирантской стипендии Стаса ушла, чтобы изготовить в ателье эту брошку. Валерка в чёрном пиджаке с бабочкой, не сводящий восхищённых глаз с невесты, почему-то всё время выглядывал из-под Анькиного локтя. И он сам: в каких-то блестящих синих брюках, чёрт знает из какого материала, в клетчатом пиджаке, этакий деревенский пижон… Дед Павел, увидев свадебную фотографию, буркнул: «Стаська-то наш выглядае чисто старый кавалер», что, впрочем, было у него знаком высшего одобрения.
Отец Валерки на свадьбу не приехал, мама Стаса тоже не смогла оставить деда Павла, который был уже очень плох. Зато Анькина мама (постаревшая копия Аньки) и Ирина Аркадьевна легко нашли общий язык. Уединившись на скамеечке под пыльными пальмами академической столовой и не обращая внимания на пляшущую молодёжь, они вели нескончаемую беседу:
– Маленький да удаленький, – успокаивала Ирина Аркадьевна.
– Да что, мой-то тоже не крупный был, зато уж как любил меня, – вздыхала Анькина мама, поднося платочек к глазам. – А ваш зять хорош.
– Брюки короткие, – вздыхала за компанию Ирина Аркадьевна. – И куда только Алла смотрела?
– Видать, не на ноги, – игриво отзывалась собеседница.
«И я там был; мёд, пиво пил», – пронеслось в голове Старика. Он усмехнулся, на мгновение ощутив себя прежним: какое же это счастье, когда слова сами рвутся наружу…
На самом деле, ни мёда, ни пива на столах не было. Несколько бутылок вина для девчонок, водка для парней и коньяк для Бекирыча.
Коньяк Бекирыч попробовал, сморщился, процитировал Ивана Васильевича: «Ключница гнала?» и достал из-под стола фирменный напиток химиков – спирт. А после пары стопок вышел в центр зала, скомандовал маленькому любительскому оркестрику, приглашённому на свадьбу:
– Польку, ребята! Нашу, белорусскую…
Подбоченился, с притопом, хлопая в ладоши, прошёлся по кругу, закружился напротив супруги, крикнул:
– Подскочную, давай!
И красавица-модель,