лицо,
Искушаемы, но не единым хлебом живут и здравствуют они,
Приклоняются лишь пред Богом и служат одному Ему.
Не искушают Господа, лишь о прощении просят в кельи в тиши,
Закрывшись в комнате, никто не лицезрит слез молитв по вечеру,
Сквозь колоннаду диких трав доносится монашеский устав.
И в миру девы всяких лет сохраняют чистоту,
Поцелуя дерзновенного не знают, отводят от искушенья взгляд.
Обо всем у Бога просят дозволенье, везде укрывают наготу.
Лирой поэтической не описать, как рушатся греховные мосты,
Науки преклоняются пред ними, ведь противоречат им,
Трубят инстинкт, но для дев его не существует до венчания поры.
И юноша тело укрощает, он за неопытность всюду укорим,
Отсекает мысли страсти в одеждах во простых,
Прикосновенье не позволяет.
История доносится отовсюду о юноше в чине прославленных святых,
Словно светлый серафим, окрыленный правдой, по небу летает,
Напоминает об истинном предназначенье человека во все дни века.
Доверчивый любовью не видел в ближних он греха,
Скромностью прекрасен, готовился к принятию венца
Послушника, матушка была огорчена, но благословила.
Все родители желают детям лучшей, но своей судьбы,
Женитьбы скорой и счастливой, детей и правнуков, молила
Об исходе этом, но на монастырь указали Бога Вседержителя персты.
Уразумев путь великий, предвидя преклонную главу
Свою, чурался духа он мирского и отсекал молитвой суету,
Спешил, различив на небе Вифлеемскую звезду.
Сняв обувь, в одной одежде, не потворствовал укорам,
Устремлен к затворам, к акафистам Всецарицы,
Отрекшись он вина, вопреки народам.
То есть опьяненье тела, а главное помутнее души зеницы,
Око, воззревшее на плоть, не водцарствует над телом,
Но душа, обратившая на плоть, познает тела боль.
В сердце женщину он не поместил, иной же пищу над древом
Заберет, поклюет плоды, столь
Безумен человек воспылавший страстью.
Юноша благочестивый ведал тот наказ.
Дошел до слуха древний сказ, став нераздельной частью,
“Да не разделит человек, что заключено небесами”.
Созданный для царствия, кое в себе он различал,
Подобно подневольному рабу, ходящего средь сынами,
Покорно жизнь Богу едину устремил, так самочинно пожелал.
Сокровища земные он не жал, на душе богатство собирал,
Малые крупицы серебра, нищ, но имел достаток.
Избрал непокорность ради послушанья.
Дивились юродству дивному тому, порядок
Нарушавший данный естеству во дни изгнанья,
Но отвергал он всякий плод, что душу способен осквернить.
Насмешки слышал и укоры, брань и уничиженье,
Иные ставили в пример, как дочерям приданое хранить,
Как чувства резвые на замок закрыть, дабы ветром
Не