роль. Наш клуб не отличался многочисленностью, а из по-настоящему сильных личностей в нём была лишь Эрика и Эрнст Клечек. Но второй, наверное, и сам был бы не рад назначению. Эрика же была только рада продолжить моё дело и взять в руки бразды управления.
Я с улыбкой смотрел на неё всю дорогу, не в силах отвести взгляд. Какая же она красавица. Я даже не мог представить, что в мой выпускной она признается мне в любви. Но так уж непредсказуема эта молодость, что теперь мы с ней – влюблённая пара. Хотя мы стали реже видеться из-за того, что я перешёл в колледж, мы нисколько не отдалились, а даже сблизились, проводя вместе выходные и вечера, когда у меня нет работы. Эрика – добрейшая душа, в чём-то даже по-детски наивная и простая, а в чём-то очень взрослая и мудрая, на мой взгляд. И сейчас мы гуляли по городу, взявшись за руки и улыбаясь солнечной погоде, которую дарил нам май.
– Всё хорошо, Мицугу-сенпай…
– Я же говорил – просто Кизоку, – поправил я её. Эрика всегда уделяла много внимания соблюдению правил этикета, боясь показаться невежественной.
– Да, конечно…В клубе всё, как всегда. Читаем книги, некоторые пишут.
– Как там Клечек-кун?
– Ах, Эрнст, – она с тоской вздохнула. – Получил отработку за опоздания, сейчас он пока не приходит.
– Он всё такой же?
– Да, за год совсем не изменился. Устроил скандал в дискоме, из-за чего даже выгнали одного из его членов.
– За скандалы обычно не выгоняют, ведь отбор в комитет довольно строгий. Видимо, Клечек-кун вскрыл какие-то нарушения или больную мозоль.
– Я не особо в курсе этого, просто было объявление по школе. Клуб журналистики тут же выпустил статью, в которой разбирались особенности работы комитета. Наверное, им бы хотелось разузнать больше, но комментариев никто не давал.
– Разумеется. Обычно диском решает свои дела тихо и в тесном кругу, так всегда было. Но объявление об исключении – это уже шумиха. Кто-то сильно опозорил их, – говоря на эту тему, я потерял всё радостное настроение. Да уж, такие дела никогда не радуют. И то, что Эрнст Клечек разозлил осиное гнездо, было лишь подтверждением, что он всё такой же, как всегда.
Сколько я его помнил, он никогда не отличался ни дружелюбностью, ни улыбчивостью. Он приходил в клуб, доставал тетрадь с записями и уходил в них с головой, делая пометки и что-то набрасывая. Иногда он обращался с вопросами к нашему куратору, иногда ко мне, но общение не было его сильной стороной. Периодически я заглядывал в его тетрадь, читая его переводы с немецкого на японский. Он переводил идиомы, афоризмы, цитаты из разных областей искусства. Словно пытался привести свой способ мышления в равенство с нашим. Кроме того, драм кружок пару раз заказывал у него сценарии для постановок в европейском стиле, он с удовольствием брался за работу. И надо сказать, что постановки выходили довольно удачными. Но, несмотря на это, Эрнст редко общался, порой игнорировал вопросы к себе, не начинал диалоги первым. А во время перемен его часто можно было обнаружить бродящим