его в ужас мысль о неизбежности смерти. Однако невозможно жить в ее постоянном присутствии, в кромешном мраке подавленного сознания, с ощущением приговоренного, который изнемог от ожидания, когда она появится на пороге и молвит: «Собирайся!» Надо забыть; поверить, что ее нет; или его нет в ее списке; чудесным образом о нем забыли; рассмотрели поданное им прошение и помиловали; даровали если не полное освобождение, то, по крайней мере, отсрочку лет на пятьдесят. Как легко, как радостно стало жить! Какое счастье. Иди, милая, я тебя поцелую. Но среди веселья, семейного благополучия, силы и славы без стука распахивается дверь. Ужасное видение на пороге. Внезапну же прииде к нему смерть, образ имея страшен, а обличие имея человеческо – грозно же видети ея и ужасно зрети ея. И манит костлявой десницей: иди за мной. Сердце обмирает. Жутко. Ноги отказывают.
Смерть! Не убоишься ли богатырской силы? Она смеется скрипучим безжалостным смехом. Что твоя сила перед моим всемогуществом.
Смерть! Все богатство тебе отдам. Есть, госпоже, у мене богатства много – и злата, и сребра, и бисера многоценнаго множества… Она смеется, беспощадная бессребреница. Богатство – это власть; а смерть и так всем владеет.
Готов ли? Госпожа моя смерть, покажи на мне милость свою, отпусти мя к отцу моему духовному, да покаюся ему, елико согреших. Хотя бы день еще один подай, дабы успел попросить об отпущении грехов. Страшно покидать сей мир нераскаянным. Дай молвить, дай облегчить душу перед кончиной. Ведь согрешал беспрестанно! Гордостью, превозношением, нечистыми помышлениями, пьянством, похотливым разжжением, непочитанием родителей, небрежением храма святого, худой молитвой, холодностью к страданиям ближних… Опять она смеется, показывая крупные желтые зубы. Никако же, чело вече, не отпущу тя ни на един час. Тем вы прельщаетеся, глаголюще: заутра се покаю, и бес покаяния наипаче согрешаете, а мене забываете, а ныне как аз пришла, так и возму. Слышал ли еси во Евангелии господа глаголюща: не весть бо ни един от вас, когда приидет смерть, приходит смерть аки тать, смерть вам грамоты не пошлет, ни вести не подаст. И тако его поверже с коня на землю, дондеже предаст дух свой Богу.
Аминь.
Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и погрузился в блаженство покоя. Как бы умер. Нет меня. Мама плачет. Отец в Литературном доме пьет и рассказывает о постигшем его горе. Его утешают, наливают, потом грузят в такси и отправляют домой. Меня встретили: папин отец, мой дедушка, Алексей Николаевич; а ну, дай я на тебя взгляну; Боже, как время летит! я тебя в колясочке возил, помнишь? коляска хорошая, немецкая; мы немцев победили, а коляски у них лучше наших; не помнишь? Марк – или тот, кем он стал, – смущенно улыбается: не помню. Славный старик. Бабушка еще не отошла от жизни. Маричек… Как там Лукьян? Ксении с ним непросто. Я так жалею, что не могу ей помочь. Второй дедушка, мамин отец, профессор. Знаешь, промолвил он, похлопывая Марка по плечу, ты как-то рановато к нам собрался. Но уверяю тебя, здесь не