пропах. Вонь стояла повсюду, вонь от оставшихся в домах тел, от сгнившей еды на столах, от выгребных ям. Катафалки ехали по улицам один за другим, и каждый вез куда больше, чем один гроб. Когда умер гробовщик, в ход пошли шторы и одеяла. Мы заворачивали тела, что бы ни видеть их лица, и выбрасывали в ямы, которые никто не торопился закапывать.
Пока еще живые люди лежали на полу в больничных коридорах, кричали и плакали, молились Богу и проклинали его. Каждый вечер я клялась себе, что брошу все и сбегу, но каждое утро снова обходила больницу, раздавая лекарства. В ход пошли аспирин, хинин, лактат кальция… И даже хлор, стрихнин, креозот. И виски! Очень много виски.
Я не знаю, что убило тогда больше людей, болезнь или эти лекарства. Те, кто захлебывался собственной кровью, запивали аспирин стаканом виски, и требовали еще, даже если это не помогало. Утром я раздавала аспирин. Вечером я выносила тела. Мы сваливали их в яму с известью, врытую во дворе, без похорон, без отпевания. Преподобный читал свои молитвы только в храме, он никогда и близко не приходил к тем, кто заболел, он знал, что вера не защитит его от Болезни. Иногда мы поджигали тела в яме, что бы уничтожить заразу, но и это не помогало, зараза распространялась, а запах горящих трупов приносил еще больше отчаяния.
Я помню, как больные бросались с крыши больницы. Как врачи падали без сил и спали на полу, а место умерших пациентов занимали те, кто еще недавно их лечил. Я застала доктора Анселя в его операционной. Он держал на руках на руках тело маленькой девочки, плакал и пил виски.
Утром я вынесла во двор два трупа, маленькую девочку и доктора Анселя. Он вскрыл себе вены своим же скальпелем. Скальпель я выбросила в яму, не хотела испытывать соблазн уйти вслед за доктором. Но соблазн остался.
По дороге домой я купила бритву. «Мужу покупаете?» – спросил тогда лавочник. Глупый вопрос, но я его запомнила. На следующий день лавочник лежал на полу больницы, молился и умолял меня дать ему что-нибудь от боли. Еще через пару дней он проклинал меня, называл тварью и ведьмой, кричал, что это я принесла в его лавку заразу из больницы, и буду гореть за это в аду. А еще через неделю его посиневшее тело отправилось в яму.
Я сидела тогда на краю ямы, и держала бритву у горла. Но в тот день я не умерла. Просто упасть в яму с телами и исчезнуть, без цели, без смысла – это все равно сдаться болезни, а сдаваться я не собиралась. У меня была цель! Когда-то казалось, что эта цель – спасать и утешать, но лавочник был прав. Я несу смерть. Моя цель – убивать.
На следующий день привезли преподобного. Ежедневно он проповедовал смирение и утешал людей. Рассказывал о неисповедимых путях Господа. Говорил, что у всего есть своя причина, что смерть не повод для скорби, а те, кто покинул нас, теперь перешли в лучший мир, мы должны верить в это, и не забывать, что Бог есть любовь, и он не посылает нам испытаний, которые нам не по силам. Надо лишь верить!
Но он не верил,