не знала, что сказать ему, что спросить. Странная, неловкая, тупиковая ситуация.
– Что именно? – переспросила я.
– Эти игры в родственные связи. Говорю тебе, Марьяна, ничем хорошим это не закончится.
– Меня это отвлекает, – честно сказала я ему.
– Не спорю. Но, мне кажется, лишним осыпать эту девчонку всяческими материальными благами. Ты уже накупила ей кучу шмоток, сводила к стилисту, в хороший ресторан. Наверное, пора остановиться, а то у неё сердце не выдержит. Хотя, у таких, как она, точно выдержит. Им чем больше, тем лучше.
– Она не такая плохая, Дима.
– Правда?
Я уверенно кивнула.
– Да. Я провела с ней целый день. Конечно, у нас совершенно разное воспитание, но и жизни наши совершенно разные. У Лили прорехи в воспитании, образовании…
– Если оно, вообще, есть, – ядовито заметил Абакумов.
Я руками развела.
– Подозреваю, что у неё за плечами только школа.
– Классов семь.
– Перестань, пожалуйста, – попросила я его.
– Ты оставила её ночевать в доме, – шикнул он на меня.
– А нужно было отправить её на ночь глядя на окраину Москвы?
– Нужно было посадить её на метро ещё в городе.
Я остановилась перед ним, взглянула со всей серьёзностью.
– Дима, а если она, на самом деле, окажется моей сестрой, ты будешь относиться к ней так же, как и сейчас?
– А я ничего плохого не сказал. Хотя, и мог бы. Но ты же сама понимаешь, Марьяна, что между вами пропасть.
Я вздохнула.
– Её воспитывала женщина, которая меня родила. И когда-то отец не считал, что между ним и нею пропасть. Значит, всё не так плохо?
На это Абакумов не нашёлся, что ответить, и заметно разозлился.
– Понятия не имею, что всё это значит, и насколько всё плохо, – проговорил он в недовольстве. – Но чувствую, что всё плохо закончится. – И добавил: – Я поручил Пал Палычу приглядывать за ней. Чтобы никому особо не звонила, и не делала фотографий.
Я фыркнула. Во-первых, из-за того, что Димка что-то «поручил Пал Палычу». Думаю, что если Пал Палыч по поводу поручения спорить и не стал, то только потому, что сам всё это уже делал. А, во-вторых, потому, что не знала, как реагировать на высокопарный тон Дмитрия Алексеевича. Он, вроде бы, заботился о моих интересах, но, в то же время, делал это чересчур навязчиво и, явно, опережал события. Как утром высказалась Шура: пятой точкой насест нащупывает, но насест не про его честь. Я посмеялась над её художественными оборотами, но, если честно, подумала о том, что она права. Дмитрий Алексеевич старательно примеривает на себя роль, если не моего мужа, то роль жениха. И скрывать наших с ним отношений больше не желает.
А у меня его намерения вызывают обеспокоенность и нечто сродни отторжению. Наверное, потому, что время он выбрал крайне неудачное, для своей заботы, решительности и проявления намерений. Когда я ждала от него той самой решительности, он струсил. Что скрывать, правда? Он струсил. Перед моим отцом,