с Люком, обходом служб, возможностью идти куда заблагорассудится и строгать палки без особой нужды, просто потому, что ему нельзя было это делать в школе, что и думать забыл о Мэгги и о том, как подействовал на нее его гнев. Он хотел наказать ее и, выполнив свое намерение, как человек практический, занялся другими делами. Но когда его позвали пить чай, отец сказал:
– А где же маленькая?
И почти одновременно с ним миссис Талливер спросила:
– Где твоя сестра?
– Не знаю, – ответил Том. Он не хотел ябедничать на Мэгги, хотя очень на нее сердился: Том Талливер был порядочный человек.
– Что? Разве вы не вместе давеча играли? – спросил отец. – Да она только тем и бредила, что ты домой приезжаешь.
– Я уже два часа как ее не видел, – сказал Том, принимаясь за кекс с изюмом.
– Боже милостивый, она утонула! – воскликнула миссис Талливер, вставая со своего места и подбегая к окну. – И куда они только смотрят?! – добавила она, обвиняя, как пристало богобоязненной женщине, неизвестно кого неизвестно в чем.
– Ничего она не утонула, – сказал мистер Талливер. – Ты ее ненароком не обидел, Том?
– Я-то? Само собой, нет, отец, – с негодованием отозвался Том. – Она, верно, где-нибудь в доме.
– Может статься, она на чердаке, – сказала миссис Талливер, – поет и болтает сама с собой и совсем забыла, что пора чай пить.
– Отправляйся-ка и приведи ее, Том, – сердито приказал мистер Талливер; любовь к Мэгги сделала его прозорливым и заставила заподозрить, что Том плохо обошелся с сестрой, иначе она не отошла бы от него ни на шаг. – Да будь с ней поласковей, слышишь? А то смотри у меня!
Том всегда беспрекословно слушался отца – мистер Талливер не терпел возражений и никому бы не позволил, как он выражался, взять над собой верх, – но вид у мальчика, когда, держа в руке кусок кекса, он вышел из комнаты, был довольно угрюмый; он не собирался смягчать наказание, раз Мэгги его заслужила. То`му исполнилось только тринадцать, и он не имел твердых взглядов насчет грамматики и арифметики – и то и другое было для него по большей части сомнительным; но одно не вызывало у него абсолютно никаких сомнений, а именно – что каждый, кто заслуживает наказания, должен быть наказан. Что же, он сам и словечка бы не сказал против наказания, если бы заслужил его; но в том-то и штука, что сам он виноват не бывал никогда.
Итак, шаги, которые Мэгги услышала в ту минуту, когда ее жажда любви восторжествовала над гордостью, были шаги Тома. Заплаканная и растрепанная, она уже решила идти вниз – просить о снисхождении. По крайней мере отец погладит ее по голове и скажет: «Полно, полно, моя доченька». Удивительный укротитель эта потребность в любви, этот голод сердца; перед ним так же трудно устоять, как перед тем, другим голодом, который служит природе, чтобы заставлять нас тянуть лямку и изменять лицо земли.
Она узнала шаги Тома, и сердце ее отчаянно забилось от внезапно нахлынувшей надежды. Едва он остановился на верхней ступеньке