относиться и с удовольствием будут внимать ее поучениям, то теперь у нее возникла мысль – не хотят ли они ее убить, как только стемнеет, и, разрубив на куски, пустить потом на жаркое. У нее вдруг появилось подозрение, что старик со свирепыми глазами на самом деле – нечистый дух и может в любую минуту, сбросив свою прозрачную личину, превратиться в ухмыляющегося кузнеца или в огнеглазое чудище с крыльями дракона. Нечего было и пытаться проглотить хоть кусочек тушеного мяса, а вместе с тем больше всего на свете она боялась обидеть цыган, обнаружив свое крайне нелестное о них мнение; с интересом, в котором ее не мог бы превзойти даже самый ревностный богослов, она раздумывала над тем, угадал бы нечистый ее мысли, если бы он действительно был среди них.
– Что, тебе не нравится, как это пахнет, душечка? – сказала молодая цыганка, заметив, что Мэгги не прикоснулась к еде. – Съешь немножко, ну постарайся.
– Нет, благодарю вас, – с принужденной улыбкой промолвила Мэгги, призывая все свое мужество для отчаянного шага. – Боюсь, у меня больше нет времени: кажется, уже темнеет. Думаю, я пойду сейчас домой и приду снова в другой раз, тогда я смогу принести вам корзину пирожков с вареньем и еще разных разностей.
Выдвинув этот невероятный проект, она встала, всем сердцем надеясь, что Аполлиона можно провести, но надежда ее угасла, когда старая цыганка сказала:
– Подожди-ка, подожди, маленькая барышня, мы сами отвезем тебя домой в целости и сохранности, когда поужинаем. Поедешь верхом, как настоящая леди.
Мэгги снова села, не очень-то полагаясь на это обещание, однако вскоре она увидела, как высокая девочка надела на осла уздечку и кинула ему на спину пару мешков.
– Ну-ка, маленькая мисс, – обратился к ней мужчина помоложе, поднимаясь с земли и подводя к ней осла, – скажи нам, где ты живешь. Как называется ваше место?
– Я живу на Дорлкоутской мельнице, – волнуясь, проговорила Мэгги. – Мой отец – мистер Талливер; там наш дом.
– Что?! Большая мельница, не доезжая Сент-Огга?
– Да, – сказала Мэгги. – Далеко это? Я бы лучше пошла пешком, если можно.
– Нет, нет, скоро стемнеет, нужно торопиться. А на осле тебе будет очень удобно, вот посмотришь.
И, подняв Мэгги, он посадил ее на осла. Она почувствовала облегчение при мысли, что с ней, по всей видимости, поедет не старик, но боялась даже надеяться, что везут ее действительно домой.
– Вот твой хорошенький капор, – сказала молодая цыганка, надевая ей на голову этот прежде презираемый, а теперь столь желанный предмет туалета, – и ты расскажешь, как хорошо мы с тобой обращались, правда? И называли тебя славной маленькой барышней.
– О да, благодарю вас! – воскликнула Мэгги. – Я вам очень обязана. Но мне бы хотелось, чтобы вы тоже поехали со мной. – Она подумала – все лучше, нежели остаться с глазу на глаз с одним из этих ужасных мужчин; куда приятней, если тебя зарежет целая компания.
– Так, значит, я тебе больше нравлюсь? – улыбнулась женщина. – Но я не могу с вами идти, мне за вами не