двести
Одиночество живёт.
Шестикрыло и двурого,
Лук и стрелы за спиной —
Без лицензии и срока
Всё охотится за мной.
Как бездарная реклама,
Как навязчивый сосед.
Со времён отца Адама
На него управы нет!
И никто, хоть напрочь сгину,
Не откликнется на крик.
Лишь печально квасит мину
В тусклом зеркале двойник.
Да безлика и прозрачна,
Как бутылка без вина,
Из-за шторы смотрит мрачно
Чья-то тень. И тишина.
«На весь квартал – один пожухлый флаг…»
На весь квартал – один пожухлый флаг.
А ветер воротами – бряк, да бряк…
Единственный фонарь – и тот контужен.
На весь подлунный мир – одна луна.
И старый дед в галошах у окна
совсем один и никому не нужен.
Как старый дом, подписанный на слом,
где пахнет самопальным табаком.
В плетёной клетке канарейка свистнет.
Давно молчит на полке телефон.
И жизнь не жизнь – какой-то странный сон,
где от желаний мало что зависит.
И всё не так… как будто бы назло…
И озеро трясиной заросло.
И под окошком спилены берёзы.
И кинескоп у «Горизонта» сел.
И старый пёс уж год, как околел…
Такой был верный… вспомнишь – в горле слёзы…
Так жалок, одинокий и хромой,
на вате шапка летом и зимой,
Что дразнят ребятишки «серый Волька».
Когда б видали эти пацаны,
какой он был, вернувшийся с войны:
два метра росту. А медалей сколько!
Гармошка, кудри. Гвардии матрос.
И девочки, влюблённые до слёз.
Куда всё подевалось, интересно?
Жизнь кончилась. Осталась маята:
как маятник, один: туда-сюда…
А стрелки зацепились. И ни с места.
Начало времени
Ни шпаги от Дюма, ни карт от Жюля Верна.
Всё сон припорошил. (Смешной романтик, спи!)
И уползает в тень портовая таверна,
как усмирённый волк на якорной цепи.
Усталый пианист с манерами пирата,
чья гордая душа висит на волоске,
над пламенем свечи прищурившись куда-то,
нас топит, как котят, в нахлынувшей тоске.
У праздничных витрин – весёлая толкучка.
И, зазывая всех на шумный маскарад,
афиша на столбе, как преданная Жучка,
ободранным хвостом виляет невпопад.
А память всё верна тому тысячелетью,
перебирая хлам из ветхого ларца.
Но бешеных коней осаживая плетью,
уж рвётся новый век, гарцуя у крыльца.
Мерцают миражи неоновых созвездий
и хлещут по щеке промёрзшего окна.
Вздыхает и ворчит глухая дверь в подъезде,
что были на земле и лучше времена.
А нынче всё не так. И сами мы другие.
На ёлке во дворе не так горит звезда.
Поблекла мишура. И только ностальгия,
как