нормально, – сказала я вслух, стараясь дышать как можно спокойней. – Ты собиралась жарить стейк. Не удивительно, что на сковородке кровь.
Тут в дверь раздался звонок, который прервал мою цепочку мыслей.
– Кто там? – спросила я, заглянув в глазок.
– Это полиция. Нам нужно с Вами поговорить.
Я открыла дверь.
– Да, здравствуйте ещё раз, проходите в комнату.
Двое мужчин в форме прошли внутрь, не разуваясь и внимательно смотря по сторонам.
– Смерть Марата! – сказал один из них. – Очень интересно.
– Что, простите? – я замерла.
– Картина у Вас на мольберте Жака Луи Давида, – мужчина кивнул головой в сторону холста.
– Не обращайте внимания, Анастасия, – засмеялся второй. – Андрей Юрьевич у нас ценитель искусства. Поэтому и решил пойти работать в полицию. Где мы могли бы сесть?
– Садитесь на диван.
Я придвинула поближе к мужчинам журнальный столик и сама села на стул.
– Откуда такое творение?
– Я учусь на художественном. Это одно из заданий.
– Нарисовать «Смерть Марата»?
– Суть задания в том, чтобы рисунок соответствовал какому-то из пяти последних пройденных нами стилей. Мне близок неоклассицизм. Я решила выбрать именно эту картину.
– Я думал, что Вы создаёте собственные произведения, а не перерисовываете уже существующие.
– Простите, а это важно? – этот диалог начинал меня напрягать.
– Как знать, – ответил Андрей Юрьевич. – Всем известно, какими стопами могут пойти художники, которые не смогли реализоваться в творческой деятельности, – он ухмыльнулся. – А Вы, я смотрю, хорошо перерисовываете, а вот личных работ не наблюдаю.
– На что Вы намекаете?
– Ни на что. Я, как ценитель искусства, просто с Вами беседую. Скажите, а почему Вы выбрали именно эту картину?
– Мне интересны события Великой Французской революции. В частности, сам Марат, его место в истории.
– Как интересно, Алексей, не находишь? – он повернулся к своему коллеге. – Нарисовать картину с убийством того, кто в некотором роде симпатизирует.
– Женщины – загадочные создания!
Мужчины засмеялись. Мои ноги от этого пробрала небольшая дрожь.
– В моих словах не было ничего о симпатии, – я попыталась оправдаться. – Тот факт, что он важная историческая личность, неоспорим. Только и всего.
Я чувствовала себя очень уязвимой под их давлением, хотя никаких обвинений мне не предъявлялось, и между нами действительно велась обычная беседа. Но ощущение того, что меня понимают неправильно или вовсе не понимают, не покидало.
– Не нервничайте так, Анастасия, ну что Вы? Работа у нас такая. Мы настроены весьма благожелательно, – Алексей вытащил на стол диктофон и протокол, который начал медленно заполнять. – Приготовьте Ваш паспорт.
Я направилась к сумке, в которой он находился. Даже спиной я чувствовала этот пронзительный взгляд Андрея Юрьевича, который, как мне казалось, смотрел на меня с хищностью коршуна.