дня, когда погиб Костя, она к воде близко не подходила, даже в жарищу ее не заманить было купаться в Широкопольке или кататься по ней!
– Да что ты? – еле выговорила дрожащим голосом. – Как же ты мог такое подумать! Противен?! Ты мне?! Да я тебя как брата люблю!
Никита подскочил к Асе, схватил за плечи, яростно уставился на нее своими голубыми глазами, крикнул:
– А я тебя не люблю как сестру! И ты меня не смей любить по-братски! Это с Ликой можно по-братски, а с тобой нельзя: ты мне женой станешь, а я тебе – мужем. Сама знаешь, что мы сговорены, ну а мужа нельзя как брата любить, это грех.
После этих слов он жарко не то клюнул, не то укусил Асю в губы, обшарил руками ее совсем еще незрелое тело – да и пустился наутек.
Ася перепугалась так, что готова была, отцу не сказавшись, домой, к матушке, пешком идти, несмотря на версты и версты, отделявшие Широкополье от Хворостинина. Но дело шло к ночи, а ночью не больно-то попутешествуешь в одиночку. Она прокралась в спаленку, которую делила с Ликой, отказалась от ужина, сославшись на нездоровье, легла – и предалась своим всполошенным мыслям.
Никита, Никита, Никита… Конечно, Ася знала, что родители их сговорились между собой о том, что поженят детей, но никогда и подумать не могла, что Никита в нее влюблен. Сговор сговором, а сердце сердцем, это она чувствовала. И если честно признаться, была уверена, что Никите куда больше по нраву не она и даже не Лика, а дочь окольного однодворца[34] Филипопина – Манефа Сергевна.
Почему ее так называли, Ася не знала. То есть крещена девочка была Манефой, в честь преподобной мученицы Манефы Кесарийской (она очень этим гордилась, потому что такая преподобная в святцах была только одна, не то что всякие там Марьи, Анны, Анастасии!), но отчего тут же присовокуплялось исковерканное отчество – бог весть. Ну разве что для смеха! Асе, впрочем, Манефа Сергевна всегда нравилась, хоть она и любила приврать. Например, тех, кто ее раньше не знал, она уверяла, будто ее фамилия Адельфинская, а вовсе не Филипопина. Конечно, кому охота Филипопиной зваться! Кругленькая, невысокая, проворная, всегда готовая похохотать и покривляться, умело передразнивавшая других, Манефа была полной противоположностью ехидной Лике и застенчивой Асе. Никита называл ее Маней, однако Манефа Сергевна страшно на это злилась, хотя, по мнению Аси, лучше было зваться Маней, чем Манефой. И вот именно на нее косил глазом Никита, и глаз этот горел особым, вовсе не детским пламенем, так что даже простодушная Ася чувствовала в его взглядах что-то особенное, а уж Лика просто из себя выходила от зависти.
И вот сейчас… вот нынче вечером Никита доказал Асе, что никакая другая барышня для него не существует, что ни Манефа Сергевна, ни Лика ему не нужны, – нужна только она, его нареченная невеста.
В самом деле, было чего перепугаться, чему порадоваться, о чем помечтать и чего ждать с нетерпением!
Сказать по правде, Ася думала, что Широковы удивятся ее отсутствию за столом и пошлют за ней