мне до рая с адом,
ангелов и чертей,
если не будет рядом
пуговички моей?
«Наш вагон зацепил человека…»
Наш вагон зацепил человека.
По частям человека внесли.
Если выживет – будет калека.
Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне валялся,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постеснялся,
а какой-то дедуля пошел —
отлипала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Че везли-то? Он мертвый. Хана».
И уже мертвеца человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?..»
И кричу я закутанной тетке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси!..»
Я не знаю, на что опереться,
что-то звякнуло, дзенькнуло вдруг.
Это ж надо гигантское сердце,
тут простого не хватит, мой друг,
чтоб вместить эти речи и лица,
и сугробы, и холод, и кровь,
лень мента, суету проводницы…
а потом переделать в Любовь!
Соловей
Светало понемножку.
В сумятице ветвей,
как будто понарошку,
забулькал соловей.
Мы венчаны, и вправе
я на такую страсть,
но закурил, неправи…
нет, правильно стыдясь.
«Я взглядом двор окину…»
Я взглядом двор окину,
и занесу в тетрадь
прыщавую рябину,
и стану размышлять:
от грязного истока
вовеки никогда
не потечет далеко
прозрачная вода.
Худое око видит,
что этот мир худой.
Я вычеркну эпитет.
Но где мне взять другой?
Духота
Зажигалка, рекламные спички, сигареты и водка.
Прям к ее косметичке, где помада, и тушь, и подводка,
он сложил на багажник барсетку, мобилу, бумажник,
два увесистых кома ключей от машины и дома.
В вечереющем парке, увы, нет скамеек нигде, ни одной.
На окраине летней Москвы духотою сменяется зной.
Он не видит ее, он почти ненавидит ее.
То же самое можно сказать про нее, е-мое!
Они даже не знают того, как друг друга зовут.
Как на каторжный труд сатана призывает на блуд.
В вечереющем парке, увы, нет скамеек нигде, ни одной.
На окраине летней Москвы духотою сменяется зной.
Бывшей жене
Я помню черную дорогу…
потом… сырые дерева…
Твою неясную тревогу.
Мои неясные слова.
Прямоугольный пруд и елку,
похожую на ершик, и
всегда горящие без толку
назойливые фонари…
Бывали ссоры, были драки,
но