заметить даже раскрытые створки окна и зазубрины разбитых стекол.
Я посмотрел вверх. Крупные капли дождя падали со свинцового неба, продираясь сквозь утренний смог. По стенам скользили синие и красные блики полицейских «мигалок».
– Привет, упаковщик, – крупная ладонь хлопнула меня по плечу. – Для восьмого этажа твой приятель выглядит просто красавчиком, как я вижу. Что значит везучий гад. На фотографии получится как живой. Посмотри-ка, даже лужу не загадил, – городовой нагнулся, дернул за край халата, потом чертыхаясь принялся стаскивать его с трупа. Марсель равнодушно покачивал голой ногой. Городовой обернулся, скользнул по мне взглядом. На его небритой щеке отражались все те же синие и красные блики. – Чего напрягся? Перевернуть мне его надо, понял? За халат не переживай – верну почти целым. Успеешь постирать и заштопать.
Урод. Такой же, как знатная часть наших городовых. Еще двое стояли у входа и усмехаясь показывали на меня пальцами. Я накинул капюшон и торопливо скользнул в фойе.
– Господин полицейский, – администратор – девушка в красном жакете и с заспанными в тон глазами выросла передо мной и остановила коротким поклоном. В пальцах она мяла визитку инспектора и отрывала от нее мелкие кусочки, которые рассеяно прятала в карман.
– Я упаковщик.
– Простите, – она снова поклонилась. Я заметил, что одна стрелка на ее глазу была смазана или не докрашена. Вторая отсутствовала вовсе. – От меня потребуется помощь?
Я смотрел сквозь девушку на пустующую стойку, за которой на голубом шелковом фоне бродили журавли. За декоративным бамбуком журчал такой же ненастоящий фонтанчик, подсвеченный мягким светом потолочных ламп. Столбик розовых иероглифов сообщал, что это лучшая гостиница в Сиболии[1]. Впрочем, по-другому и быть не могло. Марсель Моно никогда не остановился бы в этом отеле, будь это не так. Несмотря на всю эту фальшивость: подделку под бихуа[2], пластмассовый бамбук и попытку хозяйки казаться одновременно моложе и глупее чем есть на самом деле.
– Вы можете оставить плащ здесь, – сказала она. – Я могу дать вам чистые теплые вещи. И номер, если вы решите задержаться. Посмотрите, вы совсем промокли! Вы шли сюда пешком?
Я попросил только как можно больше пустых коробок и ключ от номера Моно. Упаковщику больше ничего и не нужно. Разве что рулон широкой липкой ленты, но у меня он всегда с собой в правом кармане плаща. Там, где раньше был пистолет.
Дверь номера оказалась распахнута. Под ногами шуршали обрывки газет. Из разбитого окна струился холод, шевелил оранжевые занавески. В воздухе висел плотный сладковатый запах табака. Двое стояли в комнате – мелкие на фоне панно, украшавших белые стены. Унылый носатый оперативник подпирал спиной косяк и копался в дешевом фотоаппарате.
– Эй, упаковщик, – молодой городовой с погонами лейтенанта сгреб меня за плечо. Его ровный затылок был выбрит наполовину и выкрашен в розовый. – Мы тут с ребятами поспорили. Я говорю, что настоящий профи приберется у меня в доме за час и десять юаней. А они – что минут за двадцать и вообще бесплатно, так для удовольствия. Что скажешь?
Я молча шагнул вперед, попытался скинуть руку с плеча, но слегка дернул меня назад. Вроде бы как по-приятельски.
– Не спеши ты, упаковщик. Ты фотографии сначала посмотри. Для тебя старался, – он вытащил из кармана телефон и сделал вид, что листает галерею. – Подожди. Вот тут у меня бардак на кухне. Сорок немытых тарелок. Смотри как возбуждает. А это еще лучше – ванная. Душевой сток нетронут уже полгода. Как тебе, приятель?
Оперативник, на секунду поднял на меня взгляд и невесело усмехнулся. Я сжал и снова разжал кулак в кармане. Провоцировать этот выскочка был мастак. Но не сегодня. В моем списке тех, кому нужно начистить рожу мест уже не осталось. К тому же я в более выгодном положении – ниже упаковщика падать по служебной лестнице некуда.
– Заняться нечем? – раздался голос позади меня. Лейтенант скис и отпустил мое плечо. Нехотя побрел к разбитому окну, загребая ногами газеты. Носатый фотограф сунул руки в карманы и повел плечом, показывая, что его работа сделана.
Комиссар прошел мимо, слегка задев рукавом. Он едва слышно напевал что-то приставучее из радио, на мгновение замирал, словно боясь сбиться и сфальшивить и щелчком пальцев возвращал себя на нужную тональность. За ним тянулся стойкий шлейф запаха бадьяна – дешевая пастилка, которая почти никак не маскировала отдушку не менее дешевого виски. Да что там хитрить – от него несло также, как от забившихся в вестибюли закрытого метро ночных хангеров – той особой касты вчерашних мигрантов, признающих только ночь, в желудках которых смешались все напитки Барной улицы Яндаша[3]. Он вжимал выбритую шею в воротник плаща, поднятый неровной стоечкой, и водил мутным взглядом по наконец занявшимся своими делами городовым. Взглянул на меня мельком, он всучил пустую коробку.
– Не стой. Мы не собираемся тут торчать до полудня. Долго возиться я тебе не дам, через час опечатываем тут все и расходимся, – он потер рукой шею чуть ниже выстриженного на затылке символа ветра. – Твой приятель и так испортил мне все выходные.
– Олег, он