рождения, да, – ответил я, но я не сразу понял суть вопроса. – Почему вы спрашиваете?
– Да так…Значит, вы русский… в душе. Даже если давно… давно не жили здесь.
– С годами я чувствую себя… вот как вы, немного немцем, – сказал я в шутку. – Ясность, порядок… С этим проще жить. Всё ли мы про себя знаем?
По ее лицу прометнулась неуверенность.
– Вы же писатель.
– Это что-то меняет?
– Вы должны… должны понимать, кто вы. Лучше других.
– Почему лучше других?
– Так, – пожала она плечами. – Мне кажется…
– Я перестал писать.
– Почему?
– Надоело.
Она расспрашивала и дальше, и всё в том же духе: о книгах, об издательствах, о Франции и почему-то о католиках, о том, как они относятся к православным, что думают о пресловутом экуменизме, о котором теперь столько разговоров, но в основном исходящих из той же среды.
Вскоре я стал прощаться. Мы договорились созвониться на следующий день вечером…
Часть вторая
В начале лета я вернулся во Францию. Дом в Ипёкшине на лето перешел в пользование родне. Но это стало лишь поводом для моего отъезда. Загородная жизнь моих проблем не решала, а только отодвигала их в необозримое будущее, как это часто и бывает, когда пытаешься поселиться в деревне не в силу каких-либо естественных причин, а просто чтобы попробовать, ради смены обстановки…
К концу июня погода в Париже держалась неясная, сырая. Лето обещало быть не жарким. И, как всегда в этот период, а сегодня оказавшись еще и на распутье, в городе я находился безвыездно. Приходилось думать о заработках. Сбережений мне могло хватить на несколько месяцев. Затем поджидало безденежье – не пособие по безработице, а социальное, нищенское.
Но мне повезло хотя бы с бывшим работодателем. Бывший спортсмен, чемпион по биатлону из Лиона, по завершении карьеры перебрался на постоянное жительство в Женеву, ринулся в предпринимательство. Боссом же чемпион стал с моей помощью. Несколько лет назад на волне рассвета новой экономики в обмен на долю в бизнесе я фактически создал для него небольшую фирму. Компания реализовывала через Сеть редкие сорта бумаги. У него же я потом и подрабатывал на окладе. Однако компания начала штамповать полиграфический ширпотреб и фактически перерождалась. Я не верил в дальнейшие перспективы. Разумнее было забрать свое и уйти, пока было что забирать. Из выплаченной мне доли на сегодня оставалось меньше двадцати тысяч евро, – долго не протянешь. И тем не менее я позволил себе передышку. Уж слишком больше не хотелось временных решений.
В эти дни в мою жизнь и ворвалась очередная струя свежего воздуха. Но так я думал сначала. А на самом деле это был настоящий сквозняк.
Де Лёз всплывал каждый раз, как только на английских телеканалах появлялось что-нибудь новое об Афганистане. В каких-то глухих ущельях, не то в самом Кабуле, началась очередная заварушка… Я позвонил ему и на все свои расспросы услышал обнадеживающие