это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
– Стан, где косари? – спрашивала Айну, не понимая всех слов. – Или это девичий стон?
И поскольку стан самой Айну был не шелками, а дубленкой (редкостным дефицитом в те времена) схваченный. Точнее, наоборот, не схваченный, поскольку она была распахнута на все пуговицы снизу доверху, я вынужден был наглядно объяснять ей, что такое стан, пытаясь обхватить ладонями ее так называемую, а точнее, отсутствующую талию.
Айну была дочерью финского фермера и, приезжая домой на каникулы, помогала отцу и матери ухаживать за скотиной и косить сено, о чем с гордостью говорила мне в кафе. И фигура ее от всех этих сельских работ была крепенькая, монументальная. Оттого и стан косарей она знала лучше, чем стан девичий, особенно на русском языке, который еще не знала как следует.
Показав все наглядно, что было воспринято Айну как ухаживание, отчего она даже потянулась ко мне, я продолжил декламацию, закончив стих на высокой ноте:
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты, право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Честно говоря, в данный момент я сильно усомнился в том, что: «Истина в вине», поскольку мне стало плохо и я почувствовал почти неотвратимый приступ тошноты.
Мы с Айну скоренько свернули с Невского проспекта под арку Генерального штаба, на Дворцовую площадь. И здесь вольный ветер слегка притупил мое тошнотворное чувство. И мне даже стало будто бы немного легче. И даже хватило сил поднять очи к небу, точнее, к ангелу, стоящему на вершине Александрийского столпа, который безуспешно пытался разогнать своим крестом свинцовые тучи, низко проплывающие по небу и то и дело цепляющиеся за верхнюю часть креста.
Здесь мне и пришла в голову мысль дойти до Зоологического института. От нашей лаборатории у меня был ключ, и дежурный сторож наверняка пропустит меня внутрь, поскольку сотрудников института сторожа знали в лицо. А там мы сможем выпить с Айну крепкого кофе, и в случае повторного приступа тошноты, я смогу воспользоваться туалетом.
Повернувшись к Айну, я предложил ей выпить по чашечке крепкого кофе в нашей лаборатории, на что она с готовностью согласилась, по-видимому, снова восприняв это как мой коварный план по ее неминуемому соблазнению…
На Дворцовом мосту мне внезапно стало совсем плохо. Причем настолько, что удержать тошноту я в себе уже не мог. Поспешно опершись о перила моста и почти перевесившись через них, я не удержался и «хвастанул харчом». Туда, вниз, прямо в далекую текущую Неву. Заметив при этом краем глаза – и некую досаду и удивление на лице Айну, и то, как легкой и стремительной, пружинящей походкой, в идеально начищенных хромовых сапогах и ладно сидящей на нем шинели к нам спешит милиционер. И в этот самый миг я понял, что твердость носка его сапога я, скорее всего, скоро смогу ощутить своим копчиком.
– Что здесь происходит? – строго спросил старший лейтенант (на погонах у