только плащ с плеч красиво ниспадает на конскую спину до самой репицы хвоста, белоснежный, расшитый по краям золотой вязью, сапоги из тонко выделанной кожи, как и штаны, только на сапогах еще и металлические вставки якобы для крепости, но на самом деле опять же для бахвальства.
Даже хвастливая шляпа на нем с разноцветными перьями, а рубашку на груди обнажил, все забываю спросить, почему перестал носить тот костюм, что я ему привез из запасов Рундельштотта.
Он поймал мой взгляд, заулыбался во весь рот.
– Ты чего такой хмурый?.. Посмотри, как все на свете радуется!..
– Да так, – ответил я, – все думаю, не заболел ли ты…
Он изумился.
– С чего вдруг?
– Что-то давно никому ничего не продавал, – напомнил я.
Он беспечно отмахнулся.
– Если что-то попадется, почему нет? Я люблю это дело.
– Любишь? – спросил я с упреком. – Наслаждаешься!.. Только мне еще не продал тот зуб дракона…
Он оживился.
– Хошь продам? Дешево!
– Нет уж, – отрезал я. – Мне ты не продашь.
Он печально вздохнул.
– Тебе нет, а жалко. Ты сам такой жук, что даже и не знаю. Потому я такой в тебя влюбленный, никак не пойму, что ты за ящерица.
Дважды заночевали в небольших селах по дороге, а в третьем нам сказали шепотом, что дальше у переправы через речку видели разъезд принца Роммельса. То ли следят за уровнем воды, то ли собирают плату с тех, кто переправляется на эту сторону.
Я подумал, сказал Фицрою:
– Останься здесь, я проведу челночную дипломатию.
– Чё-чё?
– Туды-сюды, – пояснил я. – Быстренько заскочу к Роммельсу, я что, не говорил?.. И тут же обратно.
Он охнул.
– Зачем?
– Да так просто, – объяснил я. – Обнимемся, как братаны, погогочем над королями, и вернусь обратно. Даже напиваться не буду.
Он сказал саркастически:
– Так я и поверил… Точно там либо земля провалится, либо гора вырастет… Ладно, но если задержишься, я коней пропью, а мешки и седла продам!
– Договорились, – сказал я. – Себя только не пропей. Не поверишь ли, ты мне даже дороже коня… вон того, заднего.
Фицрой оглянулся.
– С поклажей?
– Нет, – возразил я, – без поклажи. И даже без седла… Пожалуй, и уздечку бы я снял…
Он сказал подчеркнуто зло:
– Езжай! А то еще и подковы захочешь содрать.
Дорога быстро вывела на берег реки, моста нет, как не видно лодок. Я привстал в стременах, ну да, так и есть, понятно даже по тому, что река вдруг разлилась так широко, даже отсюда видно брод…
С этой стороны трое мужиков весело переговариваются, с того берега как раз в воду съехали две подводы, запряженные волами, на первой двое крестьян, на второй мужик и три молодые девки.
Я пустил коня неторопливой рысью, эти трое роммельсовцев уставились на меня