сына Елизавета Платоновна будто не замечала, а все мои вопросы скользили мимо ее внимания. Удивительным было и то, что я и сама как-то спокойно реагировала. В секунду, когда к сердцу подкрадывалось волнения, происходил странный выплеск тепла между ключицами, и мысли меняли вектор движения, и на душе становилось легко.
Не успели мы с бабушкой допить чай, как в гостиную спустилась гувернантка, забывшая (по какой-то неимоверной случайности!) передать нам утром письмо. Мол "Григорий Павлович забегал поздно вечером, да так спешил, что не стал задерживаться!", а она "совсем забегалась, да замоталась". В письме лишь пара строк: "Не беспокойтесь! Выпал шанс, который я не мог упустить! Скоро расскажу в подробностях; вероятно, мне удастся сделать прорыв". Елизавет Платоновна, привыкшая к импульсивности и авантюризму собственного дитя, только и пожала плечами. С другой стороны, не мог же он в самом деле вот так безмолвно и в спешке покинуть дом, если не имел на то никаких оснований.
– А что тут сделаешь, – вздохнула бабушка. – Если уж он на что решился, то непременно это сделает. Он у меня всегда был… каким-то… не таким, как все. А теперь… ну что ж, он все-таки взрослый мальчик. И если ему хочется… Пусть! Тем более, что… кто бы не говорил, а это всё очень интересно! Следует по стопам отца. Недаром же карты говорили, что знания постигнет, которые Павел Игнатьевич, упокой Господь его душу, добыть не смог.
– Анна Григорьевна, – гувернантка обернулась ко мне, – Григорий Павлович также просил передать, что стопка книг, оставленная у него в кабинете, должна сегодня быть отдана обратно в библиотеку. Он настоятельно просил, чтобы именно Вы это сделали. Сказал, что смотритель будет Вас ожидать, а из моих рук книг не примет. Григории Павлович в подтверждение мне записку оставил, да найти ее не могу… Ох! – девушка всплеснула руками, искренне переживая. – Я сегодня такая невнимательная! Бардак в голове!
– Успокойся, Рута, всякое бывает, – добродушно проворковала Елизавета Платоновна. – Анне сегодня не повредит прогуляться и подышать свежим воздухом. Да и ты пойди отдохни, совсем уж замаялась. Давайте-давайте, и я от вас отдохну.
***
В кабинете отца царила эпоха прежних времен. Ревущие двадцатые не могли пробиться через плотные шторы и тяжелые двери, навести переполоха и установить свои порядки.
И, хотя отец мой – человек сумбурный, подверженный внутренним порывам и эмоциям, действующий зачастую иррационально и ориентирующийся в путанице собственных ощущений, – на рабочем месте его царил практически педантичный порядок. Все вещи аккуратно разложены по местам. Книги выстроились ровными рядами вдоль стен. На столе и полках ни пылинки. Папки аккуратно подшиты и сложены стопкой, карандаши, ручки – перьевые и чернильные, – располагались в отдельном отсеке на столе. Коллекция статуэток разных божков и существ собиралась еще дедом в течение многих лет – отец бережно расставил ее на застекленных полках. Я прошла мимо, скользя взглядом по изображениям. Среди коллекции были и примитивные деревянные