пчёлок разводил.
У горизонта пасмурно.
Мне издали видать
разграбленную пасеку
и вражескую рать.
Играть судьбе изломанной
в бездомного щенка.
Горит, как зацелована
предателем, щека.
И жизнь ещё не прожита,
не набраны долги,
но я иду в прихожую
примерить сапоги.
Детское
Селу
сегодня
повезло,
бойцы
зачистили
село.
Другому
так же
повезёт,
в него
зайдут
бойцы
вот-вот.
Потом
военная
метла
зачистку
третьего
села
начнёт,
и будет
чисто
на свете
без
фашиста.
«В миру ли на ветру, в молитвах и борьбе…»
В миру ли на ветру, в молитвах и борьбе
я точно не умру от жалости к себе.
Как три копейки прост, продлив отца и мать,
я буду в полный рост безвременье встречать.
На вороном коне без отдыха и сна.
Удача будет мне, как женщина, верна.
Под орудийный бит, открыв клыкастый рот,
архангел протрубит победных восемь нот.
С поддержкой огневой в пыли святых дорог
вы будете со мной, и с нами – русский Бог.
«Солнце темнеет, когда…»
Солнце темнеет, когда
в самой красивой воронке
дети хоронят кота,
бантик стянув на картонке.
Слышали шум за версту,
будто взрывались пакеты.
Ночью могилу коту
вырыл кусок от ракеты.
Мальчики слёзы не льют,
век у товарища краток.
Тучу расчертит салют
из деревянных рогаток.
Девочки сжались в комок,
топчут сандалики глину:
«Как же ты, как же ты мог
верных подружек покинуть!»
А высоко над землёй,
сдвинув сердитые брови,
кто-то большой-пребольшой
новый лоток приготовил.
«Блажен погибающий в первом бою…»
Блажен погибающий в первом бою,
с собой даже мухи не взявший.
Я родину самозабвенно люблю,
как полную грудь комиссарши.
На плечи закинув ручной пулемёт,
оправлю на кителе складки.
Куда комиссарша меня позовёт,
туда и пойду без оглядки.
Посажено солнце на маковку дня,
гудит, как встревоженный улей.
В открытом бою не уйти от меня
прицельно метнувшейся пуле.
Солдат из меня по всему никакой —
высокие берцы на замше,
зато, погибая, прикрою собой,
как родину, грудь комиссарши.
«Если вечером выйдешь на запад…»
Если вечером