(по крайней мере, до запрета последних в 1822 году), а также на страницах журналов, книг, в литературных кружках и салонах. Вместе с этим развитием росло ожидание, весьма самонадеянное, что мнения, выраженные гражданским обществом на различных доступных ему площадках, будут должным образом учтены его правителями[39].
Гораздо труднее оценить степень, в которой возникающее гражданское общество (и дворянство в целом) разделяло чувство корпоративной идентичности и социальной солидарности. Неудивительно, что мнения по этому вопросу разделились. Российский историк П. Н. Милюков был среди тех, кто разглядел в участии дворянства в дворцовых переворотах XVIII века основной источник корпоративного духа и уверенности в своей власти, что, по его мнению, распространилось и на следующее столетие[40]. Джон ЛеДонн также утверждает, что как часть правящего класса, дворянство всегда имело некоторую форму корпоративной организации, которая служила двойной цели передачи приказов сверху вниз и прошений снизу вверх, а также выделяла лидеров в дворянской среде на местах[41]. С этой точки зрения губернская реформа Екатерины II была очень значима, поскольку она обеспечивала дворянству форум во время сессий губернских собраний, что способствовало социализации и взаимодействию дворян различных рангов и имущественного положения, а следовательно, развитию чувства корпоративной солидарности и общих интересов. Другие, однако, ставили под сомнение саму возможность говорить о чувстве общей корпоративной ментальности и чести, учитывая неоспоримость низкого уровня культуры большой части провинциального дворянства[42].
Недавнее исследование данного предмета воспроизводит точку зрения Л. В. Милова, который объясняет гораздо более сильное чувство корпоративности у дворян Западной Европы присущей ей устойчивостью землевладельческих традиций. В России, с другой стороны, «разбросанность владений, быстрый переход их из рук в руки, несовместимость принципа майората с реалиями российской действительности – все эти факторы препятствовали складыванию… землевладельческой аристократии в западном значении этого слова»[43]. «Сословные корпоративные организации, представлявшие собой одну из самых характерных черт сословного общества, в России были слабы. Даже дворянские общества – сословные корпорации потомственных дворян, наиболее оформленные и действенные, охватывали немногим больше половины дворян», в то время как личные дворяне вообще не состояли в корпорациях[44]. Сходным образом, еще одна российская исследовательница объясняет «низкий уровень сословного сознания» и «политический инфантилизм» дворянства во время царствования Александра I и его зависимостью от государственной службы (а также от статуса и престижа, которые она обеспечивала), и острым осознанием зависимости индивида от императора наряду с отсутствием какой-либо