столы, но уже без особого рвения. На втором этаже всё еще было шумно, а зал опустел. Я решила сбегать на озеро, на мне от дневного пота сухой нитки не было. Схватила чистую рубашку и полотенце, думала ушмыгнуть от Матушки Скрыни. Не тут-то было.
– Стой, вертихвостка окаянная, – рыкнула Матушка, – куда собралась, на ночь глядя? Коли на потрахушки с каким гостем заезжим, так знай, что половинная доля моя.
– Бог с вами, Матушка,– говорю, – и в мыслях не было.
А самой так противно стало, что и купаться расхотелось. Матушка Скрыня совершенно в людях не разбиралась, как только могла подумать такое обо мне? Вот нарочно обидела. Слёзы на глаза навернулись, но я закусила губу и посмотрела на Матушку так злобно, что она опешила и ответила:
– Ну, иди, куда шла. Драконий хвост с тобой.
Знакомая тропинка к озеру была широкой, натоптанной. По ней на водопой коней водили, да и купаться бегали. Пройдя её до половины, я свернула между деревьями. Я в лесу знаю каждый кустик, за полгода службы в таверне изведала все тропки, а какие-то и сама протоптала.
Тихо в лесу ночью, отсюда даже ржание коней на привязи не долетает. Еловые лапы низко висят. Спрятаться мне бы здесь, чтобы не нашёл никто: ни Матушка Скрыня, ни голодные гости, ни Жирко с насмешками, ни господин гвардеец со своим пристальным взглядом.. Кстати, куда он подевался? Я и не заметила, когда он уехал. Да и эльфийская праматерь с ним!
Впереди заблестела вода безымянного озерца, которое я любила не меньше, чем Серебрянку в отцовском именье. Несмотря на то что тут рыбачили все, кому ни лень, мыли коней и купались, воды озера оставались чистыми. Пологие берега были истоптаны сотнями ног и копыт, но мой путь лежал туда, где никто не мог мне помешать.
Луна поднялась в зенит и подарила широкую дорожку к самому горизонту. Вот бы проплыть на лодочке по ней… Говорят, это приносит невероятное счастье. А невероятное счастье – это то, чего мне лично сильно не хватает.
Я сбросила платье и рубашку, чтобы бережно постирать потом. Платье у меня в запасе было только одно, к тому же такое ветхое, что выкручивать его не стоило. Я выставила вперёд руку, и ветер отогнал волны от берега, теперь тут было мелко и не опасно плавать. Приятная прохлада озёрной воды приняла меня как колыбель младенца. Луна растаяла в воде, как сливочное масло, и лунная дорожка пропала, потому что я поставила стену воды краем ветра. Совершенно бесполезный дар управлять воздухом, но что умею – то моё.
Правду говорила тётушка Зуска: «Вода смывает усталость и грехи дня». И теперь я снова семнадцатилетняя Стася Лучик, дочь обнищавшего дворянина, а не уставшая служанка, пропахшая мясной подливой. И плещусь я не в безымянном озерце, а в родной Серебрянке с лёгким запахом помятой у берега рогозы и цветущей ряски.
Вдоволь наплескавшись, я выскочила на берег, подхватила длинную тонкую холстину и закуталась в неё. Какое блаженство! Немного посидела на берегу, поджав ноги под себя, приводя ветром воду озера на её прежнее место, успокаивая волны.