на самом берегу Черного моря, а то и в самом море, в июле, среди милых моему сердцу зверей и симпатичных мне людей, и проводила я свой отпуск, выполняя приятную работу, за которую мне еще и платили. На взгляд бледнолицего жителя средней полосы, это просто райская жизнь! И я окунулась в эту жизнь, как в мое любимое море, и как море всегда смывает с меня не только грязь телесную, но и грязь душевную, все тревоги и печали, так и это эдемское существование избавляло меня от переживаний, исцеляло меня. Я все реже и реже вспоминала о Сергее, а когда думала о нем, то как о человеке, который когда-то был мне близок, но ушел из моей жизни много-много лет назад – как тот мальчишка из моей школы, с которым у меня был роман в старших классах. Я даже считала, что по этому поводу я должна была бы испытывать угрызения совести – но не испытывала; я просто жила и наслаждалась жизнью.
Мне стало казаться, что я сильно поспешила, сменив из-за развода работу. Что может прекраснее для советского человека, чем ненормированный рабочий день! И где в Москве можно найти такую работу, до которой не час езды на трех видах транспорта, а пять минут ходьбы, самое большее? И пусть мы порой работали с раннего утра и до самой темноты, это была не та работа, от которой устаешь – во всяком случае, я иногда уставала чисто физически, но никогда морально, как, бывает, когда устаешь от капризных пациентов и придирок невыспавшегося врача.
Тем более что наша суета вокруг Аси начала приносить плоды. Ася явно повеселела, стала больше двигаться и даже начала есть – правда, все равно она скорее играла с рыбкой, чем ее поглощала, так что дрессировать ее было все так же трудно, но, главное, вид у нее уже был здоровый, и ее можно было готовить к эксперименту. Так что Фифу в центральном бассейне мы со спокойной совестью оставили физиологам (впрочем, они ее нам и не собирались отдавать).
Я была рада, что мы будем работать с Асей – я успела к ней привязаться, да и Ася меня тоже выделяла из остальных. Мне иногда даже казалось, что нас связывают какие-то невидимые нити взаимной симпатии.
Что меня больше всего раздражает в ученых-биологах – это то, что они считают смертным грехом приписывать животным человеческие чувства5. По их мнению, животные не умеют мыслить, они не могут любить или ненавидеть, а тем более ревновать. Возможно, даже самые умные из животных, такие, как дельфины и собаки, стоят по своему разуму несравнимо ниже человека, но много ли счастья принесла людям их способность рассуждать? Дельфины не воюют против себе подобных, не нападают на своих ближних, а, наоборот, помогают друг другу. Даже при родах у афалин роженице обычно помогают самки- «повитухи».
Я убеждена, что дельфины способны испытывать самые разные эмоции. Как-то за столом во время обеда зашел разговор о том, что маленькие дети ревнуют родителей к своим только что появившимся на свет братьям и сестрам – точно так же, как собаки ревнуют, если в доме появляется другое домашнее животное…
Тут