тишины и покоя? – То непременно отправляйся туда. Я был однажды. Весьма сносно: распорядок, персонал и прочее…».
Насколько известно Дмитрию, сначала не было никакого пансиона, а имелся двухэтажный дом, предназначенный для немногочисленного семейства: Павел Аркадьевич Кнехберг, жена его и дочь. Шло время, и количество жителей сократилось до одного человека. Неведомы причины таких изменений, да и Дмитрий не вдавался в подробности. Некогда было.
Приятеля он, между прочим, встретил на поэтическом вечере, который плавно перетек в поэтическую ночь. Ему удалось перекинуться со знакомым парой слов, а дальше музыка стихотворений завладела их душами. Они погружались в чарующую мелодию, как некоторые жадно припадают воспаленными губами к бокалу вина, чтобы погрузиться на короткое время в сладкий дурман. Слова о пансионе забылись, но посещение врача воскресило этот короткий разговор.
Итак, двухэтажный дом опустел. Остался лишь Кнехберг Павел Аркадьевич, который не любил распространяться о своей личной жизни. Также он, хозяин дома, предпочитал говорить «пансион», а не «гостиница», а тем более не «дом отдыха». Господин Кнехберг мотивировал это следующими словами: «Попахивает казенщиной, уж извините. С моей точки зрения наименование «пансион» куда лучше всего остального». «Хорошо, пансион так пансион», – подумал Дмитрий. Он не собирался спорить с Павлом Аркадьевичем, когда дозвонился до него. По телефону Лебедев обсудил с хозяином маршрут. Оказалось, что нужно ехать с пересадками. Конечным пунктом являлась станция Н***. Недалеко от вокзала Дмитрия будет ждать экипаж. Господин Кнехберг в излишних подробностях описал его: колеса, рессоры, обивочные материалы. «К чему такая скрупулёзность?» – удивился Дмитрий, – думаю, и так найду, не растеряюсь».
«Кроме того, – предупредил Павел Аркадьевич, – в экипаже, я уверен, будет сидеть господин, так что не удивляйтесь. Он наш постоянный гость».
2
Дмитрий сел в поезд и сразу задремал. Вагоны тронулись и далее, казалось, пейзаж поплыл в окне, но это была фантазия, свободная от диктата разума. Она рисовала картины.
Дмитрию вновь припомнился поэтический вечер. Он, подобно бликам на водной глади, заиграл всевозможными красками. Прошла рябь, а затем воспоминание стало более четким. Он увидел знакомого, сидящего за столиком. Все повторилось, но незнакомка, о которой вещал поэт в стихотворении, медленно проплыла в видении закутанная в черные обтягивающие шелка. Ее фигура была тонка словно тростник, лица не видно под темной вуалью. Она прошла и исчезла. Безвольный голос поэта, сквозящий обреченностью, умолк. Тишина, как стопудовая гиря обрушилась на слушателей, но где-то в Таврическом саду запели соловьи, возвращая людей к реальности. Поэт обвел присутствующих взглядом, и Дмитрий окунулся в его дремотно-голубые глаза. Лебедев вспомнил хмурое небо Скандинавии, такое же дремотно-голубое. И вновь блики, затем яркая вспышка.
Стук