и предания, которые без числа запоминал Сайф, – не настолько, чтобы решиться и добровольно остаться здесь. По законам севера, которые сарацин, как и обещал, тщательно объяснял новоприбывшим, через долгое время услужения раб мог выкупить себя, заработав свободу. Некоторые, кто выжил, так уже сделали; кое-кто ушел, а кто-то остался, взяв себе крохотный надел и выращивая зерно и скот. В основном это были захваченные в походах крестьяне, которых возможность ехать обратно через многие земли пугала. Кто ждет их там, спустя годы, в землях саксов и франков? Если была семья, то давно привыкла жить без кормильца, если был надел, то вряд ли лучше, чем здесь. А тут уже все знакомо и есть свое имущество, немного, но есть. Мейнард думал иногда, что он станет делать сам, если когда-то вновь будет свободным. Возвратится в монастырь, как его братья, или же… Здесь христианского Бога как будто и не существует. С того момента, как очнулся во Флааме, Мейнард ни единой молитвы не прочел. Когда его братья и другие рабы-христиане собирались и молились вечером, он вставал вместе с ними на колени, однако даже произносимые ими слова не доносились до него, и в душе было пусто. Словно все, владевшее им раньше, исчезло. Только… не этого ли он искал?..
– Вот приедут гости, – продолжал болтать Сайф, за почти два месяца восполнивший пробелы в знании франкского и теперь говоривший с Мейнардом на его наречии, – и, должно быть, скальды с ними! Может, странствующие, каких я не слышал. А если даже знакомые, они сочиняют новые песни. Эх, почему же я обделен поэтическим даром!
– Нельзя иметь все, – наставительно произнес Мейнард.
Сайф захохотал.
– И это раб говорит рабу! Да ты шутник.
– Всего лишь правда, друг мой, всего лишь правда.
– Ну, как бы там ни было, а я послушаю и выучу. Что же касается поэзии – все равно хотелось бы мне… В конце концов, юные девы падки на стихи…
– О каких девах ты говоришь? Ты сам сказал только что: мы рабы, а женщин они в рабство не берут. Кто даст тебе жениться, Сайф? К тому же, ты не их веры. Готов принять Одина как своего бога?
– Да кто же ведает, что будет дальше. Может, однажды я пойму, что именно к этому и вел меня Аллах… Пути его, как ты знаешь, не ведомы никому, но я слушаю его голос в моем сердце. – Сайф торжественно прижал ладонь к груди и тут же продолжил весьма легкомысленно: – Так вот, о девах. Когда приезжают поэты да певцы, девы очарованы. Ты же сам видел!
– Видел, – кивнул Мейнард. Тут сарацин прав: женщины всего мира падки на красивые слова.
– Может, напроситься в ученики к скальду? – задумчиво произнес Сайф. – И тогда, если у меня выйдет научиться, сердца женщин откроются предо мною, будто цветы поутру…
– Одно это звучит достаточно поэтично.
– Это не я придумал, – уныло сознался сарацин.
– Ты действительно мыслишь о женитьбе? – поинтересовался Мейнард серьезно. – Здесь?
– Возможно… Женщины тут – настоящий огонь, чего я не ожидал от северянок. Но я ни к одной не подступлюсь. Я раб, и это оскорбление. Но… А ты тоже об этом думаешь?
– Нет, –