руку, а потом запереться в комнате – слава богу, никакой домашней работы и математики! – и часок поиграть в приставку.
Он знал, что Лоис на время их отпуска уедет по семейным делам, но она обещала приготовить перед отъездом лазанью. Лазанья у нее получалась отменная.
Правда, маме придется подогреть ее в духовке, хотя она, наверное, справится.
Вдобавок завтра приедут из Саванны бабушка с дедушкой. Жаль, они остановятся у тетушки, однако можно будет съездить на велосипеде в старый дом у озера и поболтать. А заодно попросить Эмили испечь печенье. Ее не нужно долго уговаривать.
Потом всей компанией они вернутся в дом Зейна на рождественский ужин. Маме не придется ничего делать, даже разогревать блюда. Все сделает служба доставки.
После ужина Бритт сыграет на фортепиано (сам Зейн лишен этого таланта, что является еще одним поводом для придирок отца), а остальные споют.
Да, вечер будет скучным, но Зейн ничего не имеет против. Вдобавок он неплохо поет, так что, возможно, в этот раз обойдется без упреков.
Машина подъехала к дому. Зейн стукнул Мику по кулаку.
– Давай, приятель, хороших праздников.
– Взаимно, – ответил Мика. – Тебе того же.
Пока Бритт и Хлоя обнимались, будто видятся в последний раз, Зейн тихонько выбрался наружу.
– Счастливого Рождества, Хлоя. И вам, миссис Картер. Спасибо, что подвезли.
– Счастливого Рождества, Зейн. Всегда пожалуйста.
Миссис Картер улыбнулась, глядя ему в глаза. Для мамочки она была необычайно хороша собой.
– Спасибо, миссис Картер. Счастливого Рождества, – почти пропела Бритт. – Хлоя, я тебе позвоню!
Зейн закинул рюкзак за спину.
– Зачем? О чем вам разговаривать? Вы и так всю дорогу трепались, не умолкая.
– У нас много тем для обсуждения.
Бритт хоть и была ниже на целую голову, выглядела точной его копией: такие же темные волосы – только их она отрастила до талии и собирала на висках заколками с оленями, – такие же зеленые глаза. Разве что лицо было по-детски круглым, в то время как у Зейна уже проступили скулы. Эмили сказала, он взрослеет.
Правда, бриться еще не приходилось, хотя каждое утро он проверял, не отросла ли щетина.
Зейн не упустил случая уколоть сестру:
– Вы же ничего не обсуждаете. Только стонете: «О-о-о, Джастин Тимберлейк».
Он зачмокал губами, изображая поцелуи, отчего Бритт покраснела. Она тайком (хоть и не слишком скрываясь) вздыхала по Тимберлейку, и Зейн прекрасно об этом знал.
– Заткнись.
– Сама заткнись.
– Нет, ты!
Препираясь, они дошли до веранды, где немедленно замолчали, лишь обменялись злыми взглядами – потому что знали: если мать услышит споры, долгой лекции не избежать.
Зейн достал ключи: отец требовал, чтобы замки запирались вне зависимости от того, есть ли кто-нибудь дома. Он открыл дверь и сразу услышал крик.
Бритт побелела. Она распахнула глаза, которые заполнились страхом и слезами, и заткнула