быстрокрылая синица,
В гнездо к другому улетишь.
Ведь я же знаю: за такую
Полсотни юных дураков
Сердцами с дурости рискуют.
А ты дурманишь простаков.
Не жалко ли тебе глумиться
И вить веревки из парней,
Что угораздило влюбиться
В подругу их ненастных дней?
Какой-то цирк, ей Богу, леди
Бескрайность выбор не дает.
А будет сердце в нас из меди,
Тогда тоска дождем сойдет.
Ой, дорогая, ты несчастна
От изобилия повес,
Но не виновна, не причастна,
Коль родилась звездой с небес.
Историю нашу забуду
Пожалуй, историю нашу забуду,
Листвою сожгу по осенней поре.
Мы ткнули иголками в сердце, как в вуду,
И дата зачеркнута в календаре.
Прошедшие дни догнивают в чертогах,
Разумных когда-то, плененных судьбой,
Хранятся в еще не заживших ожогах
В душе окончательно рваной, седой.
Застыли безмолвно на смутную память
На шее касания приторных губ.
Снегами нам выдалось быстро растаять,
Попасть в одиночеством созданный клуб.
Пока вечерами мелькают картины,
Того, что уже никогда не вернуть,
Как город однажды убитый в руины,
Как души желавших навек утонуть.
Чужими, но больно знакомыми стали.
Мы те незнакомцы, что были родны
И вместе под небом о многом мечтали.
Теперь не мечтаем. Любви лишены.
История наша забудется, может,
Листвою сгорит по осенней поре.
Но память пока что изрядно тревожит
Та дата разлучная в календаре.
Повседневный натюрморт
В обстановке уныний, печалей
Повседневный лежал натюрморт:
Карандаш и блокнот для начала,
Создавали душевный комфорт.
Там страницы исписаны кровью
Разнородных по краске чернил.
Невзаимной окутан любовью
От девиц, что когда-то любил.
Там письмо для почтенной Мадонны,
И страдания вжились об S,
И в блокноте ожили районы —
Нездоровый к перу интерес.
Вечерами о пагубной жизни
Я пишу, чтобы скрыть дискомфорт.
Отдаленность с любовью нависли
На лежащий всегда натюрморт.
По следу любви
Как опытный сыщик английских творений,
Тебя отыщу по прозрачным следам.
Не зная с каких ты кирпичных строений,
Прошляюсь по разным этажным рядам.
И в каждый подъезд с облезающей дверью,
И в каждую сырость хрущевских домов,
И в каждый массив с многолюдною серью
Я все ж заходить тебя ради готов.
Под ливнем в мерзотную влажную пору,
Промокнув до нитки, идя вникуда,
Я сердце свое для тебя приоткрою,
Твой ангельский