процесс, включенный в общую последовательность экономических и политических эволюций, постоянно возобновляемое соперничество групп философов в пространстве интеллектуального внимания, в ходе которого они создают свои репутации, передают культурный капитал, – предложил американский профессор Р. Коллинз, создатель "глобальной теории интеллектуального изменения".
Наконец, профессор Чикагского университета Б. Харт, типичный представитель аналитической философии и левый интеллектуал, много способствовал формированию критического горизонта уже по отношению к нам самим. Готовя в РГНФ проект "Образ современной русской философии на Западе", я советовался с ним, и он сообщил много нелицеприятных вещей относительно нашей известности в англоязычном мире1.
Предлагаемые рассуждения и исследования могли бы и не появиться, а книга могла бы не увидеть свет – без поддержки РГНФ. Фрагмент "Образ русской философии на Западе" – прямой итог выполнения плана работ, но вот та часть, которая дала название всей монографии, появилась хотя и в развитие темы, однако явно выходит за ее рамки. Она представляет, с одной стороны, пробу применения коллинзовской методологии на материале истории отечественной философии последнего полувека, с другой – переключение внимания с "вовне" во "внутрь",на нашу вновь формирующуюся внутреннюю смысловую вселенную.
Мои традиционные благодарность и глубокое уважение – моему издателю Евгению Кольчужкину, его коллегам и партнерам, которые в столь непростой для нашей духовной традиции обстановке делают всё возможное и невозможное для сохранения и развития некоммерческой литературы.
РУССКАЯ ДУША И РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ: ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Хорошо сделанное философское произведение часто напоминает мне некое музыкально-текстовое образование: песню, оперетту, оперу и т. п. Если есть лишь текст, т. е. умное содержание без хорошей, зацепляющей, запоминающейся формы, то его потребление – нудное занятие, вызывающее скуку и раздражение на автора. Если есть хорошая форма, это гораздо лучше, чем первый случай, однако всё равно возникает вопрос: а для чего, для какого такого нового смысла всё это затеяно? – и опять мы сердиты на автора, у которого есть легкость, мастеровитость в передаче, но вот передавать нечего.
Так и философское произведение: в нем, как и в песне, важны и форма (музыка), и содержание (текст-смысл). Если найдено удачное сочетание, то всё схватывается, усваивается с интересом и удовольствием, без особого напряжения. Философия имеет амбивалентную природу, как и остальные древние формы человеческого освоения мира (миф, религия, искусство). Наука – лишь молодая часть философии, интеллектуальное новообразование инструментального характера (know how, как что-то делать), по матрице которой, однако, стремятся сейчас "строить" и древнее искусство философии.
Философия в ее антропологическом значении, т. е. универсального сквозного (через всю историю) духовного человеческого артефакта, есть единство души и ума. С умом вроде бы многое понятно: интеллектуальные техники, искусство мыслить целеустремленно, последовательно и эффективно. Это "текст", содержание. "Душа", форма – чувства, которые при этом возникают."При этом" не означает лишь моменты собственно инструментальной деятельности мышления неких абстрактных, вневременных, образцовых субъектов, эпических философов. "При этом" – жизнь реальных людей в реальном мире и в реальное время, озабоченных решениями своих жизненных проблем. А это уже называется "культурой". Философия потому есть всегда в то же время и "культурная традиция". Все выдающиеся, и не очень, философы – представители своих культур, этносов, выражавшие не только общечеловеческий интеллект и общечеловеческие моральные принципы2, но и отдельное, региональное. Музыка ведь также вроде как "общечеловечна". Но посмотрите на необозримое богатство фольклорной музыки, где каждый этнический мотив, стиль самобытны и по-своему прекрасны, акцентированно выражая какой-либо экзистенциальный тон человеческого существования как "этнически профильный": меланхолию, восторженность, торжественность и величавость, фасонистость и задор, грозность и воинственность, бесстрашие и оптимизм, грусть и тоску, бесшабашность и печаль, сдержанный стоицизм и мн. др. Так же и философия, вернее философствование в формате культурной традиции, непременно выражает "душу" данной культуры. Для нас всё же Платон и Аристотель – греки, как Кант и Маркс – немцы, и профессиональные философы сразу поймут, что я имею в виду и о чем речь пойдет далее.
Лишь с абстрактной, нормативной, отвлеченной позиции нет национальной, этнической философии. В истории западноевропейской философии (античной) космополитическое понимание природы философии складывается довольно рано. Однако наряду с этим всегда оставались – правда маргинально,на заднем плане – и этнические, национально-региональные профили философствования. Раньше, возможно, это было более заметно и менее скрывалось, но в последние четыре столетия в Западной Европе утвердился всецело универсализующий стиль, а "ratio" стал синонимом и формой выражения космополитизма. Это то, о чем Шпенглер сказал: "воцарился разум, ибодуша ушла в отставку". Подобный процесс приобрел