не рассматривал её в качестве свободной девушки, с которой можно попробовать познакомиться поближе: таковы были правила, образовавшиеся сами собой, а кроме того, более серьёзные посетители бара относились к ней так же – как к «девушке, с которой нельзя познакомиться поближе». Это никогда не задевало его. Касуми будто существовала в параллельной реальности; она не принадлежала никому, при этом её можно было видеть, слышать, даже чувствовать запах её волос.
Кэнто перевернул страницу и, рассматривая тёмную фотографию какого-то политика, задумался: почему он всегда идёт за другими, принимает чужие правила?
Люди, отпечатавшие листок и приколовшие его кнопкой к двери Кэнто, были сильнее. Они могли делать то, чего он никогда не сделает (впрочем, для Кэнто их идеи не становились от этого менее неприятными). Генри Ямамура был сильнее. Он мог обозвать любого в баре (кроме Хироюки), у него достало смелости сделать юбицумэ35; он рисковал жизнью. Пускай Ямамура был в самом низу списка своей банды, пускай. Кэнто это ранило даже сильнее: он, Кэнто Хасэгава, стоял в абсолютном списке всех людей Японии ниже этого мелкого и в сущности довольно жалкого бандита, он был слабее. Длинная тень этих неприятных мыслей протянулась к нему от стройной фигуры Касуми, державшей прямоугольный деревянный поднос и улыбавшейся ему с газетной бумаги, на которой не было никакой Касуми, а были только чёрные знаки, отпечатанные большой машиной в одной из типографий.
Кэнто допил кофе, расплатился и вышел. Он оставил газету, не добравшись до той полосы, на которой рассказывалось о недавней трагедии: известный молодой актёр и певец Ясуо Грант был доставлен в больницу с тяжёлыми ранениями шеи и живота, причинёнными стеклом, выпавшим из окна шестого этажа, когда порыв ветра распахнул старую раму настежь и ударил ею о стену здания. Врачи оценивали его состояние как критическое. Когда дверь кофейни захлопнулась за Кэнто, из динамика радио, настроенного владельцем на музыкальную волну, донеслись тихие звуки гитары: передавали песню, которую Ясуо Грант записал этим летом. Песня называлась «Любовь, апрель, Токио».
В парк Кэнто пришёл раньше условленного времени.
Его что-то волновало, но он никак не мог определить причину этой тревоги. В конце концов Кэнто решил, что это волнение сродни тому, что он испытывает перед игрой, а причина его – профессор. Мидзусима был такой же загадкой, как Ошаспели, даже ещё большей. Кэнто не хотел раньше времени пытаться предположить, что именно затевает профессор: Кэнто боялся такими размышлениями спугнуть удачу. Соблюдать все правила, связанные с удачей, было для него важно ещё и потому, что Кэнто утвердился в мысли: именно выигранная удача свела его с Мидзусимой.
Фотограф рассаживал группу туристов, чтобы сделать общий снимок. Десять – двенадцать человек, все за пятьдесят. Кто-то недавно рассказывал ему о клубах путешественников. Люди выбирали определённую цель в Японии, например, посетить главные парки. Они собирались,