без желания ее ударить.
Она всего лишь сбитый с толку ребенок. Не стоило тратить силы на ненависть к ней.
– Сожалею о твоей потере, – сказала я. А затем, к своему удивлению, добавила: – Мой отец тоже умер.
От этих слов у меня мурашки пробежали по коже. Его действительно больше нет.
Их правда больше нет. Последние два дня были настоящим кошмаром. Еще пару суток назад у меня были родители, которые любили меня, брат, который хотел уехать из России, и сестры, которые мечтали выйти замуж, и путешествовать, и учиться, и веселиться, и делать добрые дела. Их мечты уничтожили. Не осталось ничего, только пустота и воспоминания.
Я снова прикоснулась к иконе.
Евгения притворилась, что не услышала меня.
– Исеть уже близко, – оповестила она чуть позже. – Мы почти приехали.
– Мы почти приехали, – раздался в ночи тихий голос большевика.
Я разлепила глаза и несколько раз моргнула, привыкая к темноте, а потом увидела вокруг себя трупы. Окоченевшая рука Ольги упала мне на лоб. Алексей камнем лежал на мне, придавливая грудь. Его кровь пропитала мою одежду. Чей-то холодный нос прижимался к шее. Я высвободила руку и зажала себе рот, чтобы сдержать крик. В этот миг мне хотелось взорваться, разбиться на тысячу кусочков, исчезнуть из кучи мертвых тел. Я знала, что нужно бежать, пока не поздно. Иначе большевики поймут, что я выжила, и убьют меня.
– Трупы горят небыстро. Мы тут на всю ночь, – сказал командир Юровский.
Он ехал на лошади впереди телеги, в которую сложили трупы. От его низкого и хриплого голоса у меня по коже пробежал мороз. Последний раз, когда я его слышала, он объявлял нашу казнь.
– Буяну нужно попить, – произнесла Евгения.
Ее невнятный деревенский говор вырвал меня из трясины страшных воспоминаний. Я обняла себя, пытаясь унять дрожь и напоминая себе, что я в безопасности, а комендант остался далеко позади.
Мы ехали уже несколько часов. Некоторое время наш путь пролегал вдоль полей, но в какой-то момент дорога снова нырнула в лес. Высокие ели изгибались у нас над головами, отбрасывая на землю пятнистые тени. День клонился к закату.
– Конечно, – согласилась я, и Евгения остановила телегу.
Я вытерла лоб рукавом, благодарная лесу за желанные тень и тишину.
Евгения достала из телеги ведро воды, а сама глотнула из фляги.
– Хочешь? – спросила она, протягивая флягу мне.
– О, – сказала я. – Да, спасибо большое.
– Не удивляйся ты так, – пробурчала она так тихо, что я едва услышала.
Я живо допила воду и не смогла удержаться от того, чтобы снова заговорить с Евгенией.
– Ты постоянно меня удивляешь, – призналась я.
– Правда?
– Да, – кивнула я, осторожно спустилась на землю и вернула ей флягу. – То ты добрая и великодушная, то как будто меня люто ненавидишь.
– Я тебя не ненавижу. Я тебя даже не знаю.
– Не знаешь, – согласилась я, довольная, что застала ее врасплох. – Теперь,