осталось жить недолго, – спокойно произнёс я, воспользовавшись тем, что лорд Лаветт не может мне ответить.
Жестоко, по людским меркам, но фамилия Лаветт вызывала в душе ярый протест. Я помнил и старого лорда с его дочуркой, которые решили цепляться за меня как за спасение, а когда не получили желаемого, прислали письмо-шпильку.
Жалкая попытка людей, неспособных проигрывать достойно. Если ты слаб, надо этому учиться.
– Поэтому я так спешу, – задыхаясь и преодолевая новый приступ кашля, произнёс Лаветт. Впервые с момента нашего разговора я почувствовал к нему некое подобие уважения. Люди до ужаса бояться смерти, а этот смирился и пытался извлечь максимум из отпущенных ему дней.
– Вы знаете о том, какой сегодня год? – внезапно спросил собеседник, и я усмехнулся. Слышал, что перед самым концом люди впадают в горячку, путающую мысли в их головах и заставляющие вот так бессмысленно перескакивать с одной нити разговора на другую, совсем с нею не связанную.
– К чему вопрос, лорд Лаветт? Я спал год или два, возможно, около трёх. Мне неизвестно.
– Вы спали больше ста лет, Дэниел.
Я взглянул на него чуть пристальнее. Точно горячка!
– Вам надо бы принять лекарство от жара и лечь в постель, – резко ответил я.
– А вам посмотреть в окно, – в таком же тоне ответил Лаветт.
Спорить с умалишённым и умирающим – зря время терять. Я и так проспал пару лет, а ему вскоре предстоит заснуть навеки.
– Драконы не могут спать так долго, – поморщился я, недовольный, что приходится объяснять то, что фанатики должны были уяснить и без меня.
Воистину, среди моих приверженцев много идиотов!
Резко откинув чёрную плотную занавесь, я прищурился от слишком яркого солнца, но вскоре увидел, что экипаж неспешно катится по вымощенным крупным булыжником провинциальным улицам. Для маленького городка они выглядели вполне опрятно, деревянных домишек почти не встречалось, сплошь красный кирпич и камень. Дома, тесно прижимавшиеся друг к другу, были сплошь двухэтажными, с остроконечными крышами.
Но всё это я заметил потом. Удивительнее всего были люди, спешившие по делам с корзинами и тележками. Одежда могла бы поменяться, но не в провинции!
Я смотрел на них и не узнавал ни в одном прохожем славных подданных королевства. Юбки у женщин-служанок и торговок едва ли доставали до щиколотки, пышные оборки ушли в прошлое, вместо них появились уродливые передники тёмных цветов, а рукава сократились на четверть.
Пальто, в которые кутались мужчины и женщины, подняв вороты и подвязав короткими шарфами, сделались короче и выглядели мешковато, по сравнению с теми, которые помнил я.
Но и это не могло бы поколебать мою уверенность, пока экипаж не покинул один из закоулков и не выехал на широкую площадь. У фонтана гудели пара небольших открытых экипажа без лошадей. Гудели громко, сердито, наши лошади шарахнулись, но окрик кучера вернул их в прежнюю колею.
Город, несомненно, провинциальный, разросся, я помнил Вронхиль