в покоям главным,
Распахнул привратник дверь,
И король в исподнем мятом
Стал задержанным теперь.
Стража быстро разобралась
И на голову мешок,
На запястья повязала
Попрочнее ремешок.
Вниз по каменным ступеням
Потащили короля,
Разбивая в кровь колени,
В узах пленника браня.
Распахнув ворота настежь,
Нет преграды на пути —
Над толпой Гохиф всевластен,
Резво музыка летит.
В кузню дудочка всех тянет
За подарком королю,
Все в сиреневом тумане,
Все как будто во хмелю.
Разгорелся горн мехами,
Вот щипцы шипят концом,
И Людовик получает
Маску, перекрыв лицо.
Стражу держат не напрасно:
Заупрямился король,
Человек в железной маске:
– Я в темницу ни ногой!
Как из кузничного меха,
Заиграл Гохиф сильней,
Стража разразилась смехом,
И Людовик вместе с ней.
Тянут узника в темницу
По рукам и по ногам,
Растянулась вереница,
А повсюду шум и гам.
Вот тюрьма чернит калиткой,
Входят внутрь Король, Гохиф,
Музыкант надеждой хлипкой
Продолжает, дверь закрыв.
Запах сырости и гнили,
Темнота глотает всех,
Тут недолго до могилы,
Нету шансов на успех.
Подойдя к последней двери,
Где не подают воды,
Был Гохиф в себе уверен:
Не напрасны все труды.
Быстро вызволив верзилу —
Надзирателя из уз,
Короля волшебной силой
Приковал, не дуя в ус.
– Не давать еды и хлеба,
Не вести речей любых,
Солнца не казать и неба,
Лишь черпак простой воды.
Разобравшись с черным делом,
Вышел в улицу Гохиф,
Где его ждала охрана,
Дудки музыку забыв.
Вновь мелодию услышав,
Заискрилось все кругом,
И сияние по крышам
Разлетелось далеко.
Снова прыгает охрана
Под причудливый мотив,
А Гохифу то и надо,
Ожидая перспектив,
Он направился вприпрыжку
К казначею короля,
Чтоб забить ларец до крышки,
Жажду денег утоля.
Казначей в просторном зале
Во главе стола сидит,
Вороватым черным глазом
На пустой сундук глядит.
Все украдено вчистую,
Разрослись долги друзьям,
Лишь Людовик торжествует,
Разгулявшись по балам.
Стража волею чужою
Повязала казнача
И огромною толпою
Под предводом палача
Повела его в темницу,
Где не виден солнца свет,
Где не различают лица,
Где не слышен звон монет.
Кандалы сомкнулись быстро
На запястьях тонких рук,
Был когда-то он министром,
А сегодня