человек, с которым хотелось бы потягаться в силе. – Я видел много чудес. Например, Колосс в Диконди, прежде чем Михей расплавил его, чтобы сделать десять тысяч аркебуз. Длинный меч Колосса указывал на небеса. – Он поднял свою чашу, как будто это меч. – Он был выше гор, а железные глаза рассказывали историю подвигов, создавших город, которому тысяча и один год. А еще я плавал на острова Пилимэй, где стоят статуи, древние, как само время; говорят, их вытесали колдуны…
Рыжебородый все говорил и говорил. Он любил поболтать. А я любил курить, так что не прочь был послушать, пока легкие наполняет гашиш со вкусом вишни.
– …Но, хотя я обошел весь белый свет, я никогда не бывал в Лабиринте. Забавно, что шах разрешил мне войти. Даже весело. Вайя возражал, но, раз шах принял решение, благородно вызвался меня сопровождать, для безопасности. Мне хотелось ощутить этот ветер, поднимающийся от адского пламени. И ветер оказался холодным. Странно, что адское пламя холодное. Может огонь быть холоднее льда? А ты что скажешь, Кева?
Наконец-то он замолчал. Даже с самым прекрасным гашишем я уже с трудом выносил плохо прикрытое хвастовство.
– Адским пламенем правит Ахрийя, – ответил я. Рыжебородый жестом попросил кальян, и я дал ему пару раз затянуться. – Своим дыханием он заморозил мир, как говорится в Святом Писании. Лишь когда святой Хисти основал в каменной долине Святую Зелтурию, мир снова отогрелся. Так что холод может и обжечь.
– Ты отличный рассказчик! – Рыжебородый выдул колечко дыма. Все хвастуны и позеры обожают выдувать кольца. – Я бы целый день тебя слушал, если бы себя не любил слушать больше.
Он хрипло и гортанно засмеялся.
По крайней мере, он честен, и я тоже посмеялся.
– Что ж, я рад, что мы не углубились в Лабиринт. – Рыжебородый чокнулся со мной чашей. – Мне не хочется умирать, пока из меня не выжмут всю жизнь до капли. Или пока я сам не выжму жизнь до предела.
Выжать жизнь до предела… Это же стихотворение поэта-воина Таки.
– Ты хорошо знаешь Таки? – спросил я.
– Какой культурный человек не знает наизусть хотя бы три тома из девяти?
Я тоже чокнулся с ним, пролив бражку на стол. Он привез лучшее в мире манго в уксусе и знает Таки. Пусть Рыжебородый и пустозвон, но я не мог отрицать его обаяние.
Маг Вайя продекламировал предсмертную поэму Таки:
Нет места в теле моем,
Что не было взрезано саблей
Или проткнуто стрелой.
Но я все равно
Умираю от старости, словно верблюд.
Рыжебородый захлопал в ладоши.
– Даже он знает Таки!
– Если бы не Таки, – сказал Вайя с каменным лицом, – в окружении подхалимов я превратился бы из кружащегося дервиша в крутящуюся селедку.
Я понятия не имел, что это значит. Но мы с Хайрадом все равно рассмеялись, да так заливисто, что затрясся стол.
Хайрад плеснул мне еще ячменной бражки.
– А теперь скажи-ка, Кева, шах – твой друг? Что он любит по-настоящему? Какая наложница из гарема доставляет ему больше всего