ты, – шикнул Слава и хотел было смыться в подсобку, но застыл на пороге от слов начальника.
– Вот тебе мой ход, Юшков: или ты рассказываешь, или уволен, – Лёва в последний момент рукой преградил мой путь отхода, когда наблюдать за всем этим уже не было никаких сил. – Твой ответ?
– Ты серьезно? – Славка рассмеялся, продолжая рассматривать меня, как куклу. Его липкий и довольно наглый взгляд скользил по ногам, а в районе декольте и вовсе застыл, будто о торчащий гвоздь зацепился. – Из-за неё? Мы ж со школы дружим, Лёв.
– Все, с меня хватит! – я развернулась на каблуках и хотела было сбежать с арены этого цирка, но он резко поставил ногу на крыло соседней машины, перегородив и без того узкую дорожку. – Лёва, что ты тут устроил? Давай ещё стрелку забьём или пойдем курить за школу? А на двери накарябаем «химичка дура»?
Передо мной уже был не Лёва, передо мной был Лев, которого именно я весь вечер дёргала за усы, заставив извергать пламя гнева. Так какого черта я пытаюсь убежать? Не отпустит.
– Это важно для тебя? – Доний наклонился, скользнул рукой по талии, больно впился пальцами и развернул к себе. – Именно ты, детка, это начала, а я закончу. Давай, Юшков, вещай. Только быстро, я есть хочу, поэтому краткий экскурс по правде.
– Отвали, – шикнул Слава и, немного подумав, собрался уходить.
– Мне кажется, или ты струсил? – Лёва снова закурил, наблюдая за мужчиной. – Или ты тоже хочешь услышать мою правду?
– Лёва! О чем ты говоришь? – силы иссякли… Видела настоящую лютую ненависть в глазах, понимала, что лучше бы мне сбежать и забыть об этом вечере, но ноги ослабли. Ухватилась за протянутую ладонь, оказавшись прижатой к тому, чьё дыхание болью отдавалось в самом сердце. Должно было быть так! Он ведь должен приносить боль и разруху… Вот только сейчас я чувствовала себя в странной безопасности, от которой хочется закрыть глаза и смаковать каждое мгновение. – Слава, говори уже, и я пойду.
– Доний не спорил на тебя, – выдавил Славка. Искала внутри остатки чувств к тому, кто стал моим первым мужчиной… Но пусто было. Голос его стал глухим, потеряв юношескую звонкость, но черты лица были очень узнаваемы. И даже морщины и неряшливая небритость не портили его. – Это я спорил…
Эта фраза разрядом тока отпечаталась в сознании. Я больше ничего уже не слышала и не видела. Лишь ощущала верную руку, на которую и опиралась, потеряв силу в теле. Стояла, раскачивалась, как чокнутая, пытаясь собрать хаотичные буквы в слова без смысла. Потому как смысла в них не могло быть…
– Я был молодой дурак, Вероника! Пацан, что с меня теперь взять? – Слава рванул ко мне, но Лёва, почувствовав дрожь страха и отвращения, выставил ладонь в предупреждающем жесте, и мой бывший школьный друг замер, как истукан. – Тихон сказал, что у меня кишка тонка затащить в раздевалку ту, с кем будет сосаться Доний! Да все же знали, что он с каждой дискотеки уходил с новенькой! Нас с пацанами порядком задрало, что все только и шептали: «Лёва! Лёва! Лёва…». Обидно стало, что объедки приходится со стола этого царя