пока было свежо предание. Но след простыл довольно быстро. Да и мне было не до этого – летом меня не отправили в летний лагерь, а пристроили разнорабочим на Соломбальскую судоверфь. Заработанные деньги, 35 тысяч рублей, я мог потратить либо на новые брюки, либо на часы. И хотя первое было мне нужнее, устоять перед соблазном модной «Электроники-53» с восемью мелодиями, таймером и будильником было решительно невозможно. Жаль, часы прослужили мне недолго, пав жертвой очередного гопника, встреченного мною на улице. Нет, снять с себя я их не позволил: они разбились в процессе самозащиты, технически – успешной, но экономически – не очень.
Такой была провинциальная Россия, которую мы покидали в 1993-м – неспокойной, неустроенной, уже без прошлого, от которого уже отказались, но пока еще с весьма неопределенным будущим. В конце августа нас, первую партию школьников, собрали для подготовки («ориентации» в терминологии АСПРЯЛ) в обшарпанном гостиничном комплексе неподалеку от аэропорта «Шереметьево». Есть какая-то особенная ирония истории в том, что 5-звездочный отель Sheraton Luxe открылся на месте этой гостиницы в 2014 году, когда программа обмена, в нем стартовавшая, была окончательно закрыта. Шереметьево стало отправной точкой многочасового перелета, состоявшего из трех этапов: из Москвы в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Шарлотту, штат Северная Каролина, из Шарлотты в Линчбург, штат Вирджиния. На каждом этапе перелета самолет становился все меньше: через океан меня нес Боинг-747 с двумя проходами и десятью рядами кресел на первом этаже салона. От крупнейшего города западного побережья до пункта пересадки – Боинг-737 с шестью рядами кресел, по три от каждого прохода, и, наконец, до места назначения я летел на самолете с тремя рядами кресел. Меня тогда поразило, насколько развиты авиаперевозки в США по сравнению с Россией. Общаясь в летних лагерях с ребятами из Нарьян-Мара я имел отдаленное представление о том, что бывает и малая авиация для труднодоступных регионов. Но воочию полетать на самолете, салон которого напоминал автобус, мне еще не доводилось. Да и восточное побережье США не производило впечатление труднодоступного региона.
В аэропорту Линчбурга меня уже ожидала принимающая семья: маленькая светловолосая женщина с сыном выше её на полторы головы. Оба они были в очках и я предположил, что попал в семью интеллигентов. Позже выяснилось, что в этой семье к интеллигентам можно отнести лишь маму и младшего сына, в то время как старший сын пошел в отца-байкера, работавшего электриком и разъезжавшего по своим делам с пистолетом на поясе. А пока мы ехали и пытались разговаривать на разные отвлеченные темы, я чувствовал, что все понимаю, но пока ещё не все удается сформулировать. Да и, как оказалось, говорить на неродном для себя языке – это физически трудно и от этого быстро устаешь.
На ориентацию по приезду нас собрали уже после того как мы познакомились с нашими принимающими семьями и, что называется, пообвыкли. Надо было готовиться к школе, в которой американские