как организатора всех моих дел.
С другой стороны, этот мандат отрезал меня от моего общества. Кто будет верить человеку, которому сам Дзержинский лично выдал мандат особоуполномоченного? Никто. Это все равно, что бойца противоборствующей армии переодеть во вражескую униформу, дать в руки оружие и посадить в окопы. Если он даже не будет стрелять или он будет стрелять в тех, кто дал ему оружие, он не станет своим для своих. И для чужих тоже не станет своим. А после революции трудно разобраться, кто всё-таки свой, а кто действительно чужой. И антиправительственная деятельность во все времена остаётся антиправительственной деятельностью. Даже при смене правительства и политического курса.
– Идём на склады, – скомандовала Мария.
– Чего она раскомандовалась? – думал я, идя вслед за ней. – По должности я выше и вообще это она меня должна слушаться, а не я её. Вот выйдем на улицу, я этот вопрос поставлю ребром. И заставлю её обращаться ко мне на вы. А чего это вы, господин Казанов, стали думать, как особоуполномоченный ВЧК? Вы что, присягу им давали? Вы присягали Его Императорскому Величеству, Самодержцу Российскому и ему верность должны хранить. А где он, царь? Под арестом, по слухам где-то в Екатеринбурге. И он сейчас не царь, нет у нас царя, значит, и присяги нет. Если бы мы присягали Родине, то да. Что, то да? Как тут эту родину разделить? И у большевиков, и у нас Родина одна. Как нам её поделить?
– Всё, пришли, – сказала Мария. – Кладовщик, давай, выдавай по ведомости, – и она протянула кладовщику два листа бумаги.
Кладовщик вышел из-за прилавка, молча подвёл нас к мерной линейке, измерил рост и записал данные в ведомость. При помощи портновского сантиметра замерил обхват груди и длину подошв, снова записал в ведомость. Вернулся за прилавок и стал выдавать имущество. Гимнастёрка зелёная, полушерстяная с синими «разговорами». Брюки полушерстяные синие «галифе» с синим кантом. Две рубашки нательные – хлопчатобумажная и фланелевая. Двое кальсон с завязками. Сапоги хромовые офицерские, размер 42, узкие, одна пара. Куртка кожаная, чёрная с утеплителем на пуговках, одна штука. Будёновка с синей суконной звездой. Фуражка кожаная, шофёрская. Одеяло шерстяное. Две наволочки. Две простыни. Два полотенца вафельных. Котелок круглый, медный. Ложка. Кружка алюминиевая. Ремень брючный, брезентовый. Ремень кожаный с портупеей.
– Какое желаете оружие, товарищ особоуполномоченный? – спросил кладовщик и открыл двустворчатый железный шкаф.
– Вот тот, бельгийский «браунинг» образца 1910 года, калибра 7,65 мм, – сказал я, заметив знакомый силуэт.
– Достойно, – сказал кладовщик, подавая мне пистолет, – семь пулек, как в нагане, а удобства большие. Патроны Кольта 32 калибра. Этим пистолетом мировая война началась.
– То есть как это? – удивился я.
– А принца австрийского сербы из такого же пистолета укокошили, – сказал знающий оружейник.
К пистолету прилагалась кобура, протирка и ремень для крепления пистолета, две обоймы и несколько пачек патронов.
Следом на прилавок