почти снятым с плеч, но оставшимся висеть на нем, продолжая расстегнутой, наполовину, белой рубашкой, с так же все наполовину развязанным черным галстуком в темно-серую полоску, откинутым куда-то за спину и заканчивая же все это дело расстегнутыми и приспущенными же с ног темно-серыми брюками, открывающими вид на… серое нижнее белье в черную полоску; но и зато же хоть прикрывающими – черные лакированные туфли на небольшом квадратном каблуке. Хотя – лучше бы: наоборот; и открывали – их, чем!.. И пусть он был – заранее одурманен и находился под «гипнозом-внушением», не способный ничего сделать, кроме как, время от времени, постанывать и хрипеть; не от боли, а совмещения приятного с полезным; но он все же дал Розе, а это была именно она, то, что она и хотела от него – полную власть над кабинетом и данными, находящимися в нем, без вопросов. Ну а она!.. Воспользовалась этим. Но и после же все того, как отблагодарила. Да… Где еще найдешь такого… такую… совместительницу же все и приятного с полезным: дала же и сама ему то, что он хотел; не без ее же все и встречного хотения-желания. Что же – до него?.. А кто был и против – на месте же н-его?.. Не она. Так точно. И опять же!.. Так еще и подсбив «баланс» – среди людей; и напитавшись досыта. И кто был знал: кто был снова, так как еще и ранее же все остался, в выигрыше?..
– Сказала та, кто так и не удосужилась же все – застегнуть, до конца, рубашку… – смерил ее скептическим взглядом мужчина, а затем вернул его на строчки, облизав, параллельно, указательный палец своей правой руки: перед тем, как и вновь перелистнуть же страницу. – И да!.. Себе уже… хотя бы; не ему. А ему – и штаны!.. Или сдвинься уже – чуть левее: чтобы я прекратил это… его лицезреть. Всего… его!.. Вместе: с опущенной же вниз головой, закрытыми, в изнеможении, глазами и… открытым слюнявым ртом.
– Так – выглядит удовольствие!.. – Оскалилась собеседница, оборачиваясь и прикусывая нижнюю губу, после чего вернулась, как и взглядом, обратно – перед собой, а спиной же и затылком – обернулась к сидящему в кресле: оправив, затянув потуже, свой темный пучок на затылке, приподняв затем черную юбку-карандаш по обнаженным ногам и, закинув правую же ногу на левую, начала «играть» с в цвет же лакированными туфлями на высокой тонкой шпильке; почти снимая туфлю с правой ступни и тут же ее надевая, перекатывая, с пятки на мысок, и обратно, опять снимая. Что юбка, что и обувь: играли на контрасте – с белой же ее рубашкой на таких же мелких пуговицах, под которой в разрез, а после уже и в «полурасстегнутый вид», виднелся в тон же кружевной лиф; ведь, и да, застегнула она ее, но и опять же все, не до конца, оставив на виду – часть грудной клетки: к ключицам и шее. Потом – сверила макияж, по экрану же своего белого в черном матовом чехле телефона, изъятого из стоящего рядом же с ней на столе черного лакированного клатча, убедилась, что нет «пыли» на нижних веках от черных же теней и не смазалась ярко-красная матовая помада на губах; как и то, что сохранился темный контуринг скул; и, убрав его