триумфальное шествие Цезаря пробиралось по улицам Рима, город, казалось, наполнился жизнью и цветом. Воздух был наполнен ароматом ладана и звуками труб, когда тысячи горожан собрались, чтобы приветствовать своего героя домой. Здания были украшены гирляндами из лавров и цветов, а улицы были заполнены ликующими толпами, их лица покраснели от волнения и гордости.
В центре процессии Цезарь ехал на великолепной колеснице, запряженной четырьмя белоснежными лошадьми. Он был великолепен в своем пурпурном одеянии, украшенном замысловатым золотым шитьем, а на челе у него сидел лавровый венок. Рядом с ним стоял Люциус с выражением тихого удовлетворения на лице, когда он смотрел на обожающую толпу.
Когда они приблизились к Форуму, взгляд Цезаря упал на внушительную фигуру Колизея, его массивные каменные стены возвышались над городом. Он вспомнил бесчисленные часы, которые он провел в его священных залах, наблюдая за играми и зрелищами, которые когда-то были источником жизненной силы Рима. Воспоминания всколыхнули в нем смесь ностальгии и тоски, потому что он знал, что дни его юности давно прошли и что мир, который он когда-то знал, ушел навсегда.
Тем не менее, по мере того, как колесница продолжала двигаться вперед, взгляд Цезаря переместился на сверкающий мрамор здания Сената, символ силы и власти, которые теперь находились в пределах его досягаемости. Он знал, что испытания, которые ожидают его в этих стенах, будут величайшими, с которыми он когда-либо сталкивался, и что судьба Рима будет решена его действиями в ближайшие дни.
Когда процессия подошла к концу, Цезарь сошел со своей колесницы и поднялся по ступеням здания Сената, его сердце было тяжело от тяжести ожидания. Сенат собрался в его честь, и он знал, что взоры всего города устремлены на него. Он на мгновение успокоился, затем вошел в комнату, и тяжелые дубовые двери закрылись за ним.
Внутри Сената царила напряженная и выжидательная атмосфера. Сенаторы, блистательные в своих белых тогах, сидели рядами на полированных мраморных скамьях, и на их лицах была смесь благоговения и опасения. Во главе палаты, на возвышении, сидел консул, Марк Туллий Цицерон, человек большого ума и красноречия, который долгое время был и союзником, и соперником Цезаря.
Когда Цезарь подошел к платформе, Цицерон поднялся на ноги, не сводя глаз с завоевателя Галлии. «Гай Юлий Цезарь, – начал он чистым и звучным голосом, – ты стоишь перед этим августейшим телом как герой Рима, человек, принесший славу и честь нашему великому городу. В знак признания ваших достижений Сенат постановил, что вам будет дарован триумф, празднование ваших побед и свидетельство вашего величия».
Цезарь склонил голову в знак благодарности, не сводя глаз с Цицерона. «Для меня большая честь щедрость Сената, и я принимаю их дань уважения с благодарностью и смирением. Я посвятил свою жизнь служению Риму, и я буду продолжать делать это до тех пор, пока я дышу».
Когда Сенат разразился аплодисментами, Цезарь почувствовал, как по его спине пробежал внезапный холодок, как