идол, он отвлекает их от повседневных проблем, и они не ищут лучшей жизни. Вместо того, чтобы требовать повышения зарплат, они идут в бары и делают ставки, кто из астронавтов быстрее преодолеет новую сотню световых лет, – возражала я. – А он не больше похож на человека, чем деревянные африканские божки.
Человек не может быть первым все время. Человек должен уставать, страдать, чувствовать боль. Человек должен любить, терять, отдавать, мечтать. Ничего из вышеперечисленного за ним не наблюдалось. Да, он корректно высказывался о своих напарниках, но делал это лишь не желая запятнать свой сияющий образ идеального героя. Моя неприязнь росла, превращаясь в открытую ненависть. Прошло двадцать лет. Он снова вернулся на землю. Все вокруг завертелось с новой силой – портреты, передачи, песни, все было посвящено лишь ему. Я старательно игнорировала происходящее. В редакции мне симпатизировали, отчасти потому, что я не пыталась конкурировать за выгодные позиции журналиста, освещающего астронавтику. Я писала о путешествиях. И страстно любила их. Этого мне было достаточно. Кстати, я была единственной, кто отправлялся в экспедиции без метакринола – он был мне не нужен: новизна, знания, опасные приключения привлекали меня. Астронавт № 1 тоже утверждал, что никогда не пользовался метакринолом, но я не верю ему, он готов сказать все, что угодно, лишь бы не потерять ни капли общественного признания. Я думаю, он принимает таблеточку перед каждым полетом, да и в космосе наверняка прикладывается к энергетическим коктейлям с метакринолом. Иначе, где бы он брал силы и желание для продолжения своего трудного пути? Но я опять отвлеклась.
Мне невероятно не повезло (или же это было главным везением в моей жизни? Кто теперь скажет!) В издательстве я познакомилась с молоденькой практиканткой, красивой блондинкой, которая была без ума от астронавтики. С огромным трудом ей удалось перевестись в эту редакцию, и она постоянно звала меня к себе. Я называла ее Амигой, потому что мы обе изучали испанский язык. Несмотря на столь противоположные взгляды, мы с Амигой быстро сблизились, возможно, потому, что обе интересовались стариной и особенно древним востоком. К тому же, она была искренним, удивительно чистым человеком, а также отличалась потрясающим воображение нюхом на прекрасное. Если она звала вас в грязную канаву – можете не сомневаться, на дне ее обнаруживались бесценные скульптуры эпохи Возрождения, если она тянула Вас в пещеру, там можно было смело ожидать сундуков, набитых сокровищами. Она была непохожей на других и этим мне нравилась. В общем, мы подружились.
Однажды к нам пришли люди с телевидения, они хотели взять интервью у молодых специалистов. Меня попросили рассказать о себе, о своих увлечениях. А потом вдруг спросили, чего я больше всего не люблю.
– Я не люблю космос, астронавтику и все, что с ними связано, – искренне и без колебаний ответила я. Это было полгода назад.
Может ли человек за полгода стать другим?
***
Это произошло в тот момент, когда в моей жизни